– Не хуже, чем обычно, ма, – сказала одна из толстух, с хлюпаньем подхватывая языком нить слюны.

– Не хуже и не лучше, – подхватила вторая. – Ты выглядишь так, будто кто-то хотел отрезать тебе лицо.

– Дуры, – заключила Роза, сплюнув. – Могли бы и комплимент матери сделать.

– Ты клевая, ма, – глупо улыбаясь, промычала первая.

– Вы чуть не опоздали, – строго сказала старуха. – Какого черта вы так долго возились? Еще полминуты, и ваша ма осталась бы без рожи.

– Я уснула, ма, – призналась первая, шмыгнув носом. – В шкафу так тепло… Мне снились кролики.

– Отлично, – поморщилась Роза. – Я надеюсь, что кролики в твоем сне играли на фортепиано, а не занимались тем, о чем в приличном обществе не принято говорить… А ты, Глаша? Тебе кто снился? Ежики?

Толстуха потупила взгляд.

– Я запуталась, – выдавила она, почесав под мышкой. – Я думала, что «кис-кис» значит «сиди тихо».

Роза стряхнула пепел прямо на стол, на котором лежал Павел.

– Идиотки. Защитницы, едрить вас в задницу. Всего два сигнала, которые я вам вдалбливаю уже целый год. «Кис-кис» – мама в беде. «Брысь!» – сиди тихо. Неужели трудно запомнить?

– Нет, ма, – одновременно пробасили близнецы.

– Эй, – тихо позвал Павел, и все трое обернулись.

– Проснулся? – возбужденно хихикнула Роза. – Это хорошо. У Даши хорошо поставлен удар. Я уж думала, она твою башку расколет, как тыкву. Мои кошечки сильные. Скажи спасибо мне, иначе они тебя бы растерзали. Решила пожалеть тебя в последний момент…

Павел облизал пересохшие губы.

– Роза…

– Ты, похоже, невнимательно слушал мой рассказ, Павлуша, – снова заговорила Роза, не дав ему договорить. – Помнишь, у Анжелы и Олега были две дочки-близняшки? Вот они, мои кошечки… Если я привожу к себе любовника, я громко говорю «брысь». Они тихонько прячутся по углам и терпеливо ждут, когда я закончу. Но попадаются вот такие подлые говнюки вроде тебя. И тогда я зову своих кисок на помощь. Всасываешь, ущербный?

– Послушай, развяжи меня, – попросил Павел, стараясь не встречаться взглядом с толстухами. Они таращились на него с таким видом, как умирающий от голода смотрит на витрину продовольственного магазина. Женщины тяжело задышали, облизывая влажные губы, их громадные рыхлые груди заколыхались словно желе. Вся верхняя часть ночных рубашек этих сумасшедших была темной от слюны.

– Ага, разбежалась, – закудахтала от смеха Роза. – Когда я тебе предложила себя, как ты мне отплатил? Ножом все лицо истыкал. Нет, ты утратил мое доверие. Кстати, познакомься, мои дочки-кошечки. Даша и Глаша.

Павел тупо проследил за жестом старухи. Как по нему, эти две чумазые бабищи больше напоминали жирных бегемотих, нежели «кошечек». Да и выглядели они совершенно одинаково, и отличить, какая из них Даша, а какая Глаша, было вообще невозможно.

– Если тебе сложно определить, кто из них кто, посмотри на ноги. Я купила себе тапочки в виде утят, так они у меня их забрали и поделили между собой, – улыбнувшись, сказала Роза. – У Глаши на правой ноге, у Даши на левой.

«На хрен мне это сдалось», – угрюмо подумал Павел.

Затушив окурок об глянцево-прохладную поверхность стола, Роза мелкими шажочками приблизилась к Павлу.

– А я ведь тебя узнала, дурачок, – тихо произнесла она.

– Узнала?

Как загипнотизированный, он смотрел на подсохший разрез, обрамляющий высохшее лицо старухи, который был стянут швами.

Кое-где сквозь швы проступили капельки крови.

– Конечно, узнала, – подтвердила Роза. – Думал, я выжила из ума за эти годы? Я сразу узнала твой голос по телефону. Ты считал, что я уже не помню, куда обращалась со своим рассказом. Выдумал какой-то «Фортекс»… Но даже если бы я не узнала тебя по голосу, твой член выдал тебя с головой. Я всегда запоминаю, какой из них был во мне. Так-то, Павлуша.

– Он тебя трахал, ма? – спросила Даша. От смущения ее рыхлые щеки покрылись розоватыми пятнами. Глаша тоже покраснела и пихнула сестру в бок. Они захихикали, и кто-то из них громко пукнул. Смех мгновенно оборвался.

– Кто это сделал? – строго спросила Роза, повернувшись к дочерям.

– Она, – одновременно произнесли «кошечки», ткнув сосискообразными пальцами друг в друга.

– Пускать газы в приличном обществе – верх бескультурья, – веско заметила Роза. – Поняли, вонючки? В следующий раз бегите в туалет или пользуйтесь затычками.

Толстухи синхронно закивали, сальные патлы тяжело болтались, как шнуры на грязной швабре.

– Ма, надо что-то делать с па, – сказала Даша, ковыряясь в носу. Вытащив клейкую соплю, она посмотрела на нее, как ювелир на редкий камень. – Он ничего не говорит и весь холодный.

– Что с ним делать, что с ним делать… – проворчала Роза, будто мысль о том, что в соседней комнате лежит мертвый муж, посетила ее впервые за день, отвлекая от более насущных дел. – Ласты он склеил, вот что. Надо ночью вытащить его наружу и отнести на свалку. Там много голодных собак.

– Он тяжелый, ма, – с сомнением произнесла Глаша. Взглянув на сестру, она тоже сунула грязный палец в нос. Ничего там не обнаружив, она вытащила его обратно, лизнув на всякий случай. Павлу, глядевшему на все это расширенными глазами, начало казаться, что его разум медленно сползает в ущелье безумия.

– Подумаешь, тяжелый, – хмыкнула Роза. – На балконе пила и топор. Постелите тряпки, чтобы не испачкать пол. Потом все уберете. Поспешите, иначе опоздаете на свои мультики.

– Хорошо, ма, – послушно сказала Даша. Ей надоело рассматривать извлеченную из носу соплю, и она вытерла толстый палец об ночнушку.

– Так ты меня узнала? – разлепил губы Павел. Он не мог поверить своим ушам, услышав признание Розы. – И согласилась на встречу?

– Ну и что? Мне казалось, что мы квиты, – отозвалась старуха. – Тем более, ведь не я тебе резала кожу на спине. Это сделал Олег. И, кстати, этого бы не случилось, согласись ты на отступные. Если я не ошибаюсь, Олег предлагал тебе три тысячи «зеленых». А ты нос воротил. Вот и доигрался.

– За эти деньги можно было выкупить из морга бесхозный труп. Набить ему тату и вырезать себе на память, – мрачно отметил Павел.

На лице Розы отобразилось брезгливое выражение, словно она наступила на раздавленную ворону.

– Так неинтересно. Олегу нужен был азарт. Движуха, спор, торги…

Она потрогала его грудь и судорожно выдохнула.

– Сказать честно, твой звонок был как гром среди ясного неба, – призналась она. – Мы ведь думали, что давно умер. Как тебе удалось выжить?!

Она просунула свои ледяные пальцы под спину Павла, поскребла рубец ногтем.

– Твои шрамы напоминают шкуру крокодила, – произнесла Роза, и в ее голосе проскользнули нотки искреннего восхищения. – Я буду ходить по твоей спине босичком, для массажа. Как тебе моя идея, хи-хи? А в перерывах ты будешь писать мой рассказ. Я дам тебе блокнот и карандаш. Никаких гребаных компьютеров и даже печатных машинок. Лев Толстой писал «Войну и мир» вручную, чем ты хуже?