«Иди к нам, у-ве-тси-а-ге-я… Иди к нам, дочка…»

Призраки… сумасшедший кашель… ссора с родителями… моя старая жизнь кончена…

Это было слишком. Даже для меня. И я побежала.

Оказывается, в школе на уроках биологии нам говорили правду об адреналиновом выбросе в условиях стрессовой ситуации — типа «бей или беги».

Грудь моя чуть не разрывалась на части — это было все равно что пытаться дышать под водой, но я неслась по самому крутому участку тропинки с такой скоростью, будто узнала, что в Мегамолле объявили о бесплатной раздаче туфель и на час открыли самые крутые бутики.

Хрипя и задыхаясь, я карабкалась по тропе, забираясь все выше и выше, в попытке спастись от призраков, которые колыхались вокруг меня подобно туману. Но чем дальше я бежала, тем глубже уходила в мир дыма и теней. Неужели я умираю? Может, так оно и бывает перед смертью? Значит, я поэтому вижу духов? А где же обещанный поток белого света?

Обезумев от страха, я бросилась вперед, дико размахивая руками, словно пытаясь отогнать мчащийся за мной по пятам ужас, и не заметила корень, торчавший прямо посреди тропинки.

В последнее мгновение я постаралась удержаться на ногах, но все мои инстинкты давно отключились. Жуткая боль ударила в голову. Но это длилось всего один миг, а потом меня поглотила тьма.

Пробуждение было странным. Я ждала ощущения боли, особенно в груди и голове, но вместо этого… ну, в целом, все было нормально. Если честно, я чувствовала себя даже лучше, чем просто нормально. Я не кашляла. Мои руки и ноги стали поразительно легкими, теплыми и живыми, словно из холодной ночи я нырнула в теплую булькающую ванну. «Хм?»

Я даже глаза открыла от изумления. Передо мной был свет, но глаза от него почему-то не болели. Это были не слепящие солнечные лучи, а скорее мягкое сияние свечей, льющееся откуда-то сверху. Я села и поняла, что ошиблась. Свет не нисходил ко мне. Это я поднималась к нему навстречу!

«Отпад, меня, кажется, приглашают в рай? Вот кое-кто удивился бы!»

Я опустила глаза, чтобы в последний раз взглянуть на свое тело. Ой… Я… то есть, не совсем я… короче, мое тело лежало на самом краю обрыва. Лежало оно, надо сказать, совершенно неподвижно. Из рассеченного лба хлестала кровь. Красные капли безостановочно капали в пролом скалы, и сверху казалось, будто в сердце холма льется поток красных слез.

Вы не поверите, но смотреть на себя сверху было очень прикольно. Нет, я не испугалась. Хотя вообще-то должна была, правда? Разве это все не означало, что я умерла? Может, теперь я увижу индейцев чероки наяву? Но даже эта мысль меня не испугала.

Честно сказать, я вообще не испытывала страха; я смотрела на все словно со стороны и меня вообще ничего не волновало. (Совсем как тех девчонок, что спят со всеми подряд в полной уверенности, что никогда не забеременеют и не подцепят какую-нибудь гнусную венерическую болезнь, которая сожрет без остатка их мозги и внутренности. Посмотрим, что ты скажешь лет через десять, крошка!)

Мне нравилось смотреть с высоты на чудесный и незнакомый мир, но мой взгляд все время возвращался к распростертому на камнях собственному неподвижному телу.

Я подплыла поближе. Оказывается, я еще дышала! Да-да, я ясно слышала свои короткие слабые вдохи. То есть это мое тело дышало, но я не была мною. (Надо бы повторить правила использования притяжательных местоимений!)

Но в остальном я/она выглядела отвратно. Я/она была бледная, как смерть, и с синими губами. Клево! Белое лицо, синие губы и красная кровь! Патриотка я или где?

Я рассмеялась, и это оказалось тоже очень прикольно! Клянусь, я своими глазами увидела, как мой смех поплыл по воздуху, словно пух одуванчика, только он был не белый, а морозно-голубой, как глазурь на именинном торте. Нехило, да? Вот уж не думала, что пробить голову и вырубиться будет так круто! Интересно, это похоже на кайф от дури или нет? Когда мой ледяной одуванчиковый смех растаял в воздухе, я услышала хрустальный звон бегущей воды. Я опустилась над своим телом пониже и поняла, что по ошибке приняла за пролом глубокую расщелину в толще холма. Из ее темной глубины и доносился плеск и журчание ручья.

Я от любопытства заглянула внутрь, и прямо из скалы ко мне потекли сверкающие серебристые слова. Я напрягла слух и вскоре различила тихий и вкрадчивый серебристый голос.

«Зои Редберд… приди ко мне…» — Бабуля! — что было силы заорала я в расщелину. — Бабуля, это ты?

Мои темно-багровые слова медленно проплыли в воздухе прямо у меня перед носом. «Приди ко мне…»

Багрянец моего голоса смешался с серебром, и слова окрасились в сверкающий цвет лавандовых полей. Это был знак! Настоящее знамение! Каким-то непостижимым образом, известном лишь духам, в которых столетиями верили индейцы чероки, моя бабушка просила меня спуститься внутрь холма.

Не раздумывая ни секунды, я послала свой дух в расщелину и ринулась за ним, следуя за каплями собственной крови и мыслями о серебристом бабушкином шепоте.

Вскоре я опустилась на гладкий пол небольшой пещеры. Прямо посередине нее журчал ручеек, рассыпая вокруг звенящие осколки зримого звука, окрашенного в цвет переливающегося стекла.

Алые капли моей крови, просвечивая сквозь стеклянные звуки, бросали на стены пещеры тысячи трепещущих бликов цвета осенних листьев. Мне хотелось присесть возле ручья, погрузить пальцы в дрожащий над ним воздух и поиграть с ожившей музыкой, но тот же голос снова позвал меня:

«Зои Редберд… Следуй за мной к своей судьбе…» И я побрела на голос вслед за ручьем. Своды пещеры постепенно сужались, пока не превратились в туннель с покатыми сводами. Туннель этот бесконечно поворачивал и изгибался, закручиваясь в плавную спираль, а потом вдруг закончился стеной, сверху донизу покрытой выцарапанными на камне знаками, которые показались мне одновременно неизвестными и странно знакомыми. Я растерянно смотрела на ручей, исчезавший в трещине стены.

«И что теперь? Мне тоже туда лезть?» Я обернулась на оставшийся позади туннель, где не было ничего, кроме мерцающего света, а потом снова повернулась к стене и чуть не подскочила от изумления. «Ни фига себе!»

Прямо передо мной, скрестив ноги, сидела незнакомая женщина, одетая в белое с бахромой платье, сверху донизу расшитое бисерными узорами, точь-в-точь повторявшими знаки, изображенные за ее спиной.

Женщина была ослепительно прекрасна. Ее прямые длинные волосы были настолько черны, что отливали синевой и пурпуром, как вороново крыло. Когда незнакомка заговорила, ее полные губы красиво изогнулись, а все пространство между нами заполнили серебряные звуки ее голоса.

«Тси-лу-ги У-ве-mcu а-ге-ху-тса. Добро пожаловать, Дочь. Ты все сделала правильно».

Она говорила на языке индейцев чероки, но я поняла каждое слово, хотя за последние годы почти совсем его забыла.