Йоси поймала себя на том, что готова извиняться и кланяться, и положила трубку. Выход оставался только один: обратиться к Масако. Сколько раз она уже прибегала к ее помощи, когда нужда стучалась в дверь?

— Алло.

Голос прозвучал немного хрипло, как будто Масако только что проснулась.

— Это я, — сказала Йоси. — Не разбудила?

— А, Шкипер. Нет, я как раз поднималась.

— Хочу попросить об одолжении, но ты сразу скажи, если не можешь.

— Скажу, — пообещала Масако. — Что у тебя?

Йоси медлила, не уверенная в том, что подруга будет откровенна. Но такая уж она была, Масако. Не раз и не два она поражала ее своей открытостью, полным отсутствием притворства.

— Не могла бы ты одолжить мне немного денег?

— Сколько?

— Восемьдесят три тысячи. Мики нужно на экскурсию, а у меня совсем ничего нет.

— Без проблем, — сказала Масако.

Йоси не думала, что подруга может так легко найти лишние деньги, но все равно обрадовалась.

— Спасибо. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.

— Заеду в банк и принесу вечером, — сказала Масако.

Йоси облегченно вздохнула. Брать деньги в долг всегда унизительно, зато как хорошо, когда есть такая подруга.

Она едва успела задремать, положив голову на низенький стол, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Масако. Солнце светило ей в спину, и лицо женщины казалось темной маской.

— Привет, — сказала Масако. — Я подумала, что тебе вряд ли захочется носить деньги с собой на работе, вот и приехала.

Она протянула банковский конверт. Йоси решила, что планы у ее подруги, должно быть, изменились в тот момент, когда она снимала деньги со счета. И надо же, не сочла за труд, приехала. Еще, наверное, и потому, что знала: Йоси будет неудобно брать деньги на фабрике, у всех на виду. Масако всегда отличалась здравомыслием, практичностью и способностью входить в чужое положение.

— Спасибо. Обязательно отдам в конце месяца.

— Не торопись.

— Нет-нет, я же знаю, что ты сама в долгах.

— Не беспокойся.

Масако едва заметно улыбнулась, и Йоси уставилась на нее так, как будто стала свидетелем чуда — на работе эта улыбка появлялась в самых редких случаях.

— Но… — с запинкой произнесла она.

— Не беспокойся, Шкипер, — повторила Масако, закрывая тему.

Лицо ее стало вдруг серьезным, а возле правой брови проступила вертикальная линия, возможно небольшой шрам. Йоси знала: шрам — знак того, что у Масако свои проблемы, свои причины для беспокойства, и от этой мысли ей стало не по себе. Она и представить не могла, что тревожит подругу, и боялась, что даже если что-то узнает, это будет нечто такое, чего ей, простой, обычной женщине, никогда не понять.

— Почему ты работаешь на фабрике? Это место не для тебя, — внезапно сказала Йоси.

— Не говори глупостей. Ладно, пока, увидимся.

Масако махнула рукой, повернулась и направилась к красной «королле».

Едва она скрылась из виду, как на дорожке появилась возвращающаяся из школы Мики. Когда дочь подошла ближе, Йоси протянула ей конверт.

— Здесь деньги.

— Сколько? — спросила Мики с таким видом, словно ничего другого и не ожидала, и быстро заглянула в конверт.

— Восемьдесят три тысячи.

— Спасибо, — небрежно бросила Мики и сунула конверт в кармашек черного рюкзачка.

Поймав мелькнувшее на лице дочери довольное выражение, Йоси вдруг почувствовала, что ее провели, что стоимость экскурсии меньше названной суммы. Но, как всегда, инстинкт подсказывал, что открытой конфронтации лучше избежать. Мики не имела никаких оснований лгать, тем более что хорошо знала, в каких стесненных обстоятельствах находится ее мать. Зачем ей обманывать?

Мицуёси Сатакэ не сводил глаз с движущихся серебряных шариков. Кто-то шепнул, что в казино устанавливают новые игральные автоматы, и он пришел пораньше, чтобы опробовать новинку. Сатакэ играл уже три часа, так что у него были все основания рассчитывать на успех. Нужно только набраться терпения. Может быть, из-за недосыпания или из-за того, что он слишком долго смотрел на яркий экран, в глазах появилась неприятная резь.

Сатакэ достал пузырек с глазными каплями из кожаного итальянского несессера, лежавшего рядом, на перильцах, и, оторвавшись на мгновение от автомата, капнул в каждый глаз по капле. Уже через несколько секунд из пересохших глаз потекли слезы, и Сатакэ, не плакавший с раннего детства, неожиданно испытал приятное ощущение от теплых капелек на щеках. Он даже поборол в себе естественный для мужчины импульс смахнуть их с лица.

У соседнего автомата сидела молодая женщина с рюкзачком за спиной. Она взглянула на его заплаканное лицо, и в ее глазах мелькнуло смешанное с любопытством откровенное желание оказаться подальше от странного человека в модном костюме. Влажная пелена не помешала рассмотреть гладкие щеки. Лет двадцать, решил Сатакэ, давно научившийся определять возраст и характер женщин, не вступая с ними в прямой контакт.

Самому ему было сорок три. Коротко подстриженные волосы, могучая шея, крепкое тело делали его похожим на бандита, якудза, но в слегка раскосых глазах светился ум, нос удивлял своей правильностью, а руки были просто красивы. Такое несоответствие между грубым телом и тонким, чувственным лицом и руками смущало одних и поражало других.

Сатакэ вынул носовой платок из кармана сшитых на заказ черных брюк и промокнул глаза. Потом, заметив, что несколько капель упало на черную шелковую рубашку, осторожно промокнул и их. И дорогой пиджак, и шикарная рубашка, и надетые на босу ногу мокасины от Гуччи были его рабочей формой, заменявшей строгий деловой костюм.

Он взглянул на массивный золотой «ролекс» — почти два часа, пора идти. И надо же так случиться, что именно в этот момент удача наконец пришла к нему: из автомата хлынул поток шариков-жетонов, в одну секунду заполнивших и переполнивших неглубокий лоток.

— Черт! — выругался он.

Надо же так не вовремя! Сатакэ дотронулся до локтя соседки, и та, повернув голову, с тревогой посмотрела на него.

— Мне нужно идти. Они ваши, если хотите.

— Спасибо, — пробормотала женщина, явно обрадованная подарком и в то же время настороженная необъяснимой щедростью.

Было видно, что фишки она возьмет не раньше чем убедится в том, что он ушел. Грустно улыбнувшись, Сатакэ забрал несессер, поднялся и направился к выходу мимо грохочущих автоматов, думая о том, каким предстает сорокалетний мужчина в глазах молодых женщин.

За автоматической дверью его встретила следующая волна шума: громкоговорители кричали о премьере нового фильма, уличные торговцы на углу вовсю расхваливали свой товар, из студии караоке доносилась популярная мелодия. И хотя атмосфера Кабуки-Тё была хорошо знакома ему и даже чем-то приятна, Сатакэ не давало покоя неясное ощущение того, что сейчас он здесь чужой. Взглянув на клочок серого, затянутого облаками неба, большую часть которого заслоняли высокие мрачные здания, он нахмурился — сколько же еще будет продолжаться эта невыносимая, угнетающая жара?