— Спасибо. Встретимся через час, — отозвалась она.

Последние шаги показались ей самыми трудными. В голове звенела пустота, и Дженнифер не удавалось найти в этой пустоте ни одной мысли.

Гладкая светлая дверь. На двери — золоченые цифры «118». Звонка нет. Дженнифер удивилась и осмотрелась повнимательнее. Действительно нет.

Тук-тук-тук. Она постаралась, чтобы этот стук не прозвучал ни робко, ни нахально.

Щелчок замка. Дженнифер набрала в грудь побольше воздуха. Ой, мамочка... — пронеслось в голове.

Он стоял на пороге. Он мог бы показаться просто симпатичным парнем в шелковой серой рубашке и летних брюках. Парнем, с которым здорово было бы ехать куда-нибудь в одном купе или болтать за стойкой бара, — голубоглазым темно-русым парнем, улыбчивым, со странно печальными глазами. Мог бы. Если бы не был звездой, высоко стоящей на голливудском небосводе — Эдвардом Нешем.

— Здравствуйте, мисс... Кингстон? — прозвучало почти как вопрос: он явно не был уверен в ее фамилии.

— Здравствуйте, — деревянно ответила Дженнифер и запоздало улыбнулась. — Я из «ТВ ньюс», — вспомнила она.

— Да, я так и думал. Вы проходите, пожалуйста. А то через порог как-то неудобно общаться.

— Да, спасибо. — Дженнифер молилась, чтобы ее волнение не бросилось ему в глаза.

Он протянул ей руку. Ладонь у него оказалась узкой, как у аристократа, может быть, слишком узкой и теплой. Быстрее молнии мелькнула мысль: ему, наверное, неприятно прикосновение ее ледяных пальцев. Она никогда не видела такой большой квартиры. Дженнифер подозревала, что то, что в ее представлениях вполне соответствовало понятию «студия», было на самом деле только гостиной. Сколько же у него спален?! — мелькнула мысль. Одна стена была полностью застеклена. Казалось, там открывается дверь в небо.

— Там искусственное озеро. — Неш проследил за направлением ее взгляда.

— Купаетесь? — машинально спросила Дженнифер.

— Да нет, климат не позволяет. — Он усмехнулся ее вопросу, как тонкой шутке. — Я рад, что вы без фотографа. Наконец-то кто-то прислушался к моим пожеланиям.

— Да, редактор, Саймон, предупредил, что вы не любите фотографов, но попросил по возможности сделать несколько снимков. — Дженнифер пошла ва-банк. — Понимаете, это же иллюстрированный журнал, и читателям будет любопытно узнать, как вы живете. И увидеть, — стушевалась она.

Он смотрел на нее с сомнением. Еще бы, прискакала какая-то непонятная барышня, да еще сразу чего-то от него требует! Дженнифер запоздало подумала, что можно было об этом завести разговор и в процессе беседы.

— Можете сделать фотографии квартиры. У меня там еще есть зимний сад, — неожиданно произнес он.

— Спасибо! — Дженнифер расцвела в такой искренней улыбке, будто он сделал лично ей какой-то замечательный подарок.

— Хотите чаю, мисс Кингстон? Или кофе?

— Чаю. — Дженнифер решила, что чашка кофе ее сейчас вполне может привести к сердечному приступу.

— Да, я тоже больше люблю чай. — Он двигался и говорил очень текуче. Это завораживало. Или Дженнифер просто была в таком взвинченном состоянии, что ее могло загипнотизировать даже движение стрелки на часах? — Кстати, мне называть вас мисс Кингстон или?..

— Дженнифер.

— Очень приятно, Дженнифер. Тогда зовите меня Эдвардом, договорились?

— Хорошо... Эдвард.

С ума сойти, я называю Эдварда Неша по имени... И буду пить с ним чай. Эх, Мэри Энн, что по сравнению с этим твой Таиланд?!

— Знаете, Дженнифер, я держу приходящую прислугу, потому что люблю быть один, так что чай мне придется заваривать самому. Вам ведь горячий? Или со льдом?

— Горячий.

— Располагайтесь, я скоро. — Он кивнул на белый диван, обитый кожей, и скрылся.

Никогда Дженнифер не видела настолько утонченной и сдержанной обстановки: все выдержано в серебристо-сером, оливковом и белом тонах. На стенах — не абстрактная живопись с претензией, как можно было бы ожидать, а какие-то фантастические рисунки в карандаше. И при этом уютно. Невероятно, чтобы холостой мужчина сам так обустроил свой дом. Или у него невероятно талантливый дизайнер. Конечно, все именно так. Нужно будет уточнить, решила Дженнифер.

Обычно экзаменационный мандраж — самый страшный из всех — заканчивается, как только получаешь в руки билет. Для Дженнифер ситуация не стала менее гнетущей. Эдвард вел себя весьма вежливо и даже, можно сказать, дружелюбно. Никаких надменных взглядов и оттенка самолюбования в голосе. Не сноб. Но Дженнифер и не думала расслабляться. Она чувствовала, что внутри нее — сжатая до предела тугая пружина, которая не расправится, пока он не закроет за ней дверь.

Он вернулся с двумя чашками и чайником на подносе, поставил его на низенький журнальный столик и сел в кресло. Чашки были белоснежными, из тончайшего фарфора, почти прозрачного. Аромат крепкого чая вернул Дженнифер к реальности.

— Я включу диктофон, если вы не возражаете, — спохватилась она.

— Конечно, это же ваша работа.

Он не отводил от нее глаз. Во взгляде не было враждебности, только пристальное внимание, но Дженнифер почувствовала, как в ней вскипает раздражение. И чего он пялится? Давно не видел ненакрашенных девиц в одежде, которую сшили где-то на маленькой безвестной фабричке не меньше трех лет назад?

— С чего начнем?

Дженнифер вытащила из сумки свой исчерканный блокнот и торопливо пролистала его.

— Ах, вот — хотела спросить: кто занимался дизайном вашей квартиры? Мне очень нравится, — сделала она бесхитростный комплимент.

— В основном — я сам. Моя сестра — профессиональный художник по интерьеру, и она помогла мне с эргономичным размещением предметов мебели и с подбором отделки, но в целом я считаю это своим детищем.

— Шутите?

— Отнюдь нет. Хотя больше я горжусь зимним садом и своей спальней. Если захотите, я потом покажу. — Он взял с подноса чашку и откинулся на спинку кресла.

Дженнифер кивнула. Она чувствовала себя так, будто ей в позвоночник вогнали кол. Он не то чтобы причинял боль, скорее замедлял движения — тела и мысли — и мешал реагировать естественно. Она уже знала, что, чувствуй она себя поувереннее, Эдвард мог бы ей понравиться. Даже очень. Если бы она была актрисой его класса или дочерью какого-нибудь бизнесмена... Он ведь не только симпатичный парень, он еще и талантливый актер, обаятельный спокойный человек. Дженнифер именно это ценила в мужчинах — одаренность, обаяние и выдержку. Но сейчас она думала только о том, как бы получше сделать свою работу и поскорее избавиться от этого тягостного положения.

— Конечно. А что это за рисунки? Ваши? — Дженнифер пробегала глазами свои записи: «...про разорванную помолвку с певицей из «Класс А»... про сплетни о гомосексуальной связи с продюсером «Лунной радуги»... про политические предпочтения» — и уже понимала, что не станет задавать этих глупых и грубых вопросов.