Сенька, да и я, готовившиеся опекать пенсионеров на каждом шагу, почувствовали себя не у дел. Арсений сделал знак в спину удалявшейся троицы – мол, молодцы, круто, горжусь!

Теперь мы расселись в микроавтобусе – на нем мои как раз и прибыли из кзыл-ординского аэропорта. В багажнике лежали их чемоданы. На переднее сиденье влезла Екатерина-«бе-зопасность». Еще одна девушка с бейджиком, от турфирмы, представилась как Элоиза.

– Элиза? – переспросил Владислав Дмитриевич.

– Эльза? – Радий.

– Нет, Элоиза.

Занял свое место казах-шофер. Внутри микроавтобуса все мы постарались усесться по интересам. Пожилые мои ракетчики – вокруг Елены, а я – поблизости к нашему путеводителю.

Снова помчались по пустыне, время от времени обгоняя тихоходы-автобусы с туристами и работниками космодрома. По обочинам на площадках то и дело попадались полицейские (российские) машины. Однажды навстречу нам пронеслось два бронетранспортера.

– Перед запуском всегда так, – кивнул мне Денис, – меры безопасности усиливаются.

А холостые деды продолжали наперебой изливаться вокруг петербурженки. Видимо, адреналин придавал им сил. Трудно поверить, что эти восьмидесятилетние «пенсы» только что совершили ночной перелет. Воистину, гвозди бы делать из этих людей. Советские товарищи – они какие-то совсем другие были, гораздо крепче нас.

Мы пронеслись мимо огромного квартала посреди пустыни, настоящего города из заброшенных пятиэтажек: все без окон, без дверей и без признаков жизни. И даже что-то похожее на дом культуры и спортклуб промелькнуло, тоже давно покинутые.

– Здесь селили тех, кто в восьмидесятые работал по программе создания ракетно-космического самолета «Коршун» и сверхтяжелой ракеты «Родина», – пояснил наш экскурсовод. – Сорок тысяч человек тут проживало в лучшие времена. В основном городок застроили квартирами-малосемейками гостиничного типа. Как только у семьи дети появлялись, ее в Байконур переселяли, потому что тут ни школ, ни детских садов не было. После того как программу закрыли, городок, его называли «Молодежным», был заброшен и отчасти разграблен. Да, в лучшие времена, как раз в середине восьмидесятых, под «Коршун-Родина», население города Байконура вместе с этим микрорайоном ста сорока тысяч человек достигало. Сейчас – около семидесяти тысяч.

– И я здесь в общей сложности года полтора, наверное, прожил, – произнес в тон Владислав Дмитриевич. – Когда мы «Коршун» доводили. В гостинице тут обретался. Наездами из Москвы, по два-три месяца. – На первый взгляд лицо его при виде нынешнего разорения казалось бесстрастным, но на скулах заходили желваки, и на глаза навернулись слезы.

Мы остановились на перекрестке железной и шоссейной дорог. Тусклые дорожные знаки, памятная стела с вылинявшими буквами, так что сложно даже прочитать:

Мы выползли из микроавтобуса. На расстоянии примерно километра, за забором из колючей проволоки, возвышались циклопические сооружения. Металлические ажурные башни достигали вышины небоскреба – метров двухсот.

– Перед вами – там, вдалеке, – площадка номер сто десять, – начал Денис, – или стартовый комплекс «Коршуна». К сожалению, нам не разрешают ни визиты на саму площадку, ни даже подъезжать ближе. Как говорят, для нашей же безопасности: за тридцать лет неиспользования железо проржавело, может свалиться на головы. Сначала эта площадка предназначалась для «лунной» ракеты – той, что должна была доставить первого советского человека на Луну. Ракету эту придумал еще Сергей Павлович Королев, она имела наименование Эн-один, или носитель-один, или наука-один, и была почти сто метров в вышину – как тридцатиэтажный дом, а внизу составляла около пятидесяти метров в окружности, и тридцать ракетных двигателей. Ее еще называли «царь-ракетой». Потому что больше, чем она, так до сих пор и не было в мире создано. Но как это часто у нас, русских, бывает, царь-колокол не звонит, царь-пушка не стреляет, царь-ракета не летает. Было четыре пуска Эн-один, два в шестьдесят девятом, один в семьдесят первом и один в семьдесят втором. Ни один из них не увенчался успехом. Максимально ракета пролетела чуть более минуты. После этого программу закрыли, а затраты, шесть миллиардов рублей, списали. В советские времена шесть миллиардов были колоссальные деньги. Кооперативная квартира, мне рассказывали, пять тысяч рублей стоила. Так что вместо ракеты можно было город-миллионник построить.

Я исподволь окинула взглядом дедов. Оба они теперь стояли с опрокинутыми лицами. То ли усталость наконец взяла свое, то ли нахлынули печальные воспоминания. Чтобы растормошить их, я вполголоса спросила:

– А вы эту ракету помните?

– Помню ли я! – усмехнулся дед Владислав. – Да я для нее лунный корабль делал, который так ни разу никуда и не полетел.

– Плохо, значит, делал, – буркнул Радий.

– Это вы так ее испытывали!

– Да, грохота было много. Тогда, в шестьдесят девятом, я перед стартом эвакуацией с площадок руководил. Второе июля, как сейчас помню. Ночь на третье. Последний шанс хоть как-то американцев с их «Аполлоном» опередить. Хоть в беспилотном режиме Луну облететь.

Все внимание нашей небольшой тургруппы перекинулось к Радию. Он реально был очень артистичен, играл голосом – да и было ему что рассказать. Сведения из первых уст, не отраженным светом, как у Дениса.

– Тогда не только отсюда, но и со второй площадки всех увезли, и с первой тоже. Когда шла эвакуация, возникло ощущение, будто армия отступает: сплошной поток машин. И не зря, как оказалось, всех вывезли. Ракета грохнулась прямо на стартовый стол и взорвалась. Что здесь было – как атомный взрыв! Стекла вылетели вплоть до города, а это больше сорока километров. Наши спецы в гостиницу на второй площадке вернулись – а стекол нет. Слава богу, мы с моими солдатиками во время пуска в окопе полного профиля сидели. Потом на меня сверху еще какой-то подполковник упал. Да, рвануло страшно. А через минуту сверху посыпались кусочки горячего металла. А потом пошел странный дождь, из керосина.

– Никто не погиб? – пискнула Елена.

– Слава богу, нет. Но левый старт – а их там два было – уничтожили под корень. И вот тогда стало на сто процентов ясно, что лунную гонку мы американцам проиграли. Они на Луну двадцатого июля ступили.

Подавленные рассказами Дениса и Радия, мы вернулись в микроавтобус. А дальше нас ждало еще более разочаровывающее зрелище. Неподалеку возвышались огромные (и навсегда покинутые) здания – МИКи (монтажно-испытательные корпуса) для суперракеты «Родина» и ракетно-космического самолета «Коршун». Даже не знаю, с чем это сравнивать. Океанский круизный лайнер? Он явно меньше будет. А перед МИКами на открытом воздухе были брошены циклопические железные объекты, похожие на увеличенных в миллион раз кузнечиков. Каждый опирался на два длинных ряда железнодорожных колес и стоял одновременно на двух парах рельс. Не знаю, сколько сотен тонн металла там было. А ведь когда-то эти агрегаты действовали. Они, как доложил нам Денис, вывозили из МИКов ракету «Родина» с кораблем «Коршун», доставляли их на стартовую позицию и поднимали в горизонтальное положение. По сути, это были такие же установщики, как те, что вздымали сегодня ракету «Союз», только раз в пять или даже десять больше. А Денис все рассказывал о программе «Коршун»: и как работали на нее по всему Союзу более миллиона человек, и сколько на нее потратили. И как «Коршун» пятнадцатого ноября восемьдесят восьмого года совершил один-единственный беспилотный полет на орбиту, а потом, после двух витков вокруг Земли, сел сам, без пилота, здесь неподалеку, километрах в семи, на тут же, на Байконуре, построенный аэродром «Юбилейный».