мне подали только ее. Часть бесконечного позерства. Я бы убила за картошку фри. Возможность находиться где-нибудь, но не здесь.

Лунный свет отражается от поверхности бассейна, заливая сиянием идеально ровные камни и нетронутый ландшафт, который его окружает.

Я делаю глубокий вдох, продолжая смотреть на темную поверхность воды передо мной. Кислород циркулирует в моей крови. Углекислый газ пытается вырваться наружу. Я этого не допущу. Даже одно неприятное ощущение становится болезненным. Наконец, я выдыхаю.

Сладкое облегчение проходит через меня. Я чувствую себя живой. Обновленной. Свободной.

— Подумываешь о том, чтобы поплавать?

Я не реагирую на звук его голоса, даже когда осознание пробегает искрами по моей коже. Я действительно игнорирую этот насмешливый комментарий. Насколько я могу судить, у Крю есть две личности: привилегированный мудак и несносный мудак.

— Я выгляжу одетой для купания? — я дергаю за переливающееся шелковое платье, которое на мне надето, чтобы подчеркнуть его. Оно золотое. Моя мама выбрала его и отправила в мой пентхаус, чтобы я надела его сегодня вечером. Вероятно, в качестве напоминания Кенсингтонам, что я трофей, приз.

— Ты могла бы искупаться нагишом.

Я фыркаю.

— Держу пари, тебе бы это понравилось.

— Да, — отвечает Крю, останавливаясь рядом со мной. — Очень, — его голос стал глубоким и хриплым, и это сеет хаос у меня внутри.

Крю рос в окружении той же красоты, что и я. Я уже много лет вижу, как женщины слетаются к нему, как мотыльки на пламя. Не может быть, чтобы он не занимался сексом. Я не ожидала, что он будет вести себя так, будто я не такая, как все, как будто я особенная. Скорее всего, нет, и я неправильно понимаю его тон, потому что устала, голодна и более восприимчива к притворной честности, чем обычно. И потому что он мне нравится.

— Только после тебя, дорогой, — я продолжаю нашу игру в прозвища, равнодушно приподнимая свой бокал. Не имеет значения, что он говорит. Что он думает. То, что он предлагает.

— Я подписал, тыковка, — отвечает он.

Я не отвечаю. Он подписал брачный контракт, и это заставило меня пожалеть, что я вообще внесла изменения в него. Я не беспокоюсь, что Крю попытается контролировать «Хай Кутюр». Я беспокоюсь, что это сделаает отношения между нами неравными. Его отказ должен был дать мне повод не доверять ему. Вместо этого я чувствую себя в долгу. По моему опыту, ни один подарок не остается без последствий.

Крю напевает, наклоняясь.

— Сегодня не по погоде прохладно.

— Не думал заняться метеорологией?

На этот раз голос звучит почти как смех.

— Я имел в виду тебя, дорогая.

Эта колкость не удостоилась ответа. Я и так сегодня на взводе. Моя мать и мачеха Крю весь вечер вели себя как близкие подруги. Теперь, когда наши семьи объявили о помолвке, Кенсингтоны и Элсворты должны выглядеть как одна большая счастливая семья.

Я уже встречалась с отцом и мачехой Крю раньше. С отцом несколько раз, с мачехой только один. Кэндис Кенсингтон двадцать семь, всего на два года старше меня. Веселая и светловолосая, гораздо больше заинтересованная в своих пасынках, чем в муже, основываясь на моем исследовании семейных отношений за последний час. Или их отсутствии.

Я наблюдаю за Крю, пока он делает глоток виски.

— Ты спал с Кэндис?

Он никак не реагирует, пока пьет свой напиток, что разочаровывает. Я надеялась на один-два драматических кашля.

— С женой моего отца?

— Твоей мачехой. Да.

Крю хихикает. Проводит рукой по своему чисто выбритому подбородку. Интересно, как бы он выглядел со щетиной.

— Почему ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами и делаю еще глоток шампанского, отмечая отсутствие ответа.

— Просто пытаюсь понять, в какую неразбериху ввязываюсь, выходя за тебя замуж.

— Это бессмысленно, — отвечает он.

— Что это значит?

— Это значит, что нет ничего, с чем ты не могла бы справиться, и ничего, что ты могла бы изменить.

—Как неопределенно и слегка лестно с твоей стороны.

Крю ухмыляется.

— Идем.

Он начинает идти по мраморному полу к двойной изогнутой лестнице. Я следую за ним, в основном потому, что мне надоело пялиться на бассейн, и я не спешу возвращаться к чопорной светской беседе, происходящей в гостиной.

Мои каблуки ударяются о гладкий камень с легким стуком, который эхом разносится по пещерообразному пространству.

Поместье Кенсингтонов потрясающее, но я не могу выразить никакого искреннего восхищения. Я бывала, жила в таких же больших и роскошных особняках, как этот. Если слишком долго смотреть на блестящие предметы, они теряют свой блеск.

За последние десять лет я бывала здесь несколько раз. Все визиты были по случаю вечеринок или официальных мероприятий. Но когда этот огромный дом был пуст — без людей, кроме широкого ассортимента антикварной мебели и бесценных произведений искусства.

Коридор с видом на бассейн и сад имеет размеры, аналогичные бальному залу отеля, со стеклянными дверями, которые поднимаются до десятифутового потолка.

На полпути к лестницам, которые выходят на один конец коридора, мой желудок громко урчит.

— Голодна? — в его голосе слышится сдавленный смех.

— Ненавижу икру.

— Не думаю, что кто-то на самом деле ее любит. Ты просто проглатываешь ее.

— Я никогда не глотаю, потому что обычно это просит парень.

Крю прочищает горло. Кашляет. Смеется.

— Хорошо.

Он спокойно воспринимает это замечание, что вызывает у меня желание подтолкнуть его дальше. Я знаю дерзкого и властного Крю, а не покладистого. Может быть, он такой только на работе. И в постели.

Я запихиваю эту последнюю мысль далеко-далеко. Я понимаю, что Крю привлекательный. Он объективно великолепен. Но я не думала, что Крю заинтересует меня. Восхищаться задницей парня — совсем не то же самое, что и восхищение его характером. Во что он одет. То, что он говорит.

Наблюдая, как его одетая в Бриони спина меняет курс и сворачивает в другой отделанный мрамором холл, я встревожена тем, как много различий могу внезапно обнаружить между привлекательностью и интересом.

Прогулка по изысканной кухне станет приятным развлечением. Я едва успеваю рассмотреть хрустальные люстры, мраморную заднюю панель и блестящую бытовую технику, как Крю поворачивает направо и открывает раздвижную дверь. Он включает свет, и мы оказываемся в... кладовке.

— Круто, — бормочу я. — Я люблю проводить время среди нескоропортящихся продуктов.

— Какова на вкус твоя серебряная ложка, Эллсворт?

Мне приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы