— Подозреваю, что это шпион инквизиции.

— В таком случае будем надеяться, что он заболеет и сдохнет… О, вот и Коринна, сиськи наружу. Браво, малышка, но сейчас не момент.

Молинас расслышал короткий смешок, потом хрипловатый голос девушки:

— Что еще мы с девчонками можем сделать? Кто тут командир? Франсуа или Мишель?

— Оба командуем, — ответил Рабле. — Похоже, вы можете идти, верно, Мишель?

— Никуда не выходите из комнат, пока все не кончится. Ешьте в таверне и не вздумайте принимать клиентов. Монпелье будет вам благодарен за то, что вы сделали.

Коринна иронически ухмыльнулась.

— Знаем-знаем, на какую благодарность рассчитывать. Ладно, господа студенты, если мы понадобимся, вы знаете, где нас найти.

Рабле подмигнул:

— Думаю, понадобитесь достаточно быстро. — Он подождал, пока девушки отойдут, и вытер пот, струившийся со лба на короткую массивную шею, диссонирующую с его не слишком мускулистой фигурой. — Ты хотя бы имеешь представление о том, что надо делать, — сказал он другу, — а мы все в растерянности. Мы будущие врачи, а не умеем справиться с эпидемией.

— Все наше учение — сплошная теория. Грамматика, риторика, философия. Можно подумать, что именно это нужно медицине. — По тону Мишеля было видно, что он много над этим размышлял. — Если бы не Ромье, который разрешает нам препарировать один труп в год — всего один, понимаешь, — мы бы вообще не знали, как устроено человеческое тело. И твой патрон, мэтр Скурон…

— Широн, — поправил Рабле.

— Чему он тебя учит? Гиппократ и Гален, Гален и Гиппократ, и масса ненужных сведений. Да и сам я, если бы мой дед не был потомственным фармацевтом…

Дальше Молинас ничего не расслышал, потому что вновь забил набат и по мостовой загрохотал новый караван телег с больными. Воспользовавшись сгустившейся темнотой, он захромал прочь. Левая рука отчаянно болела, и плащ пропитался кровью. Однако красных капель на мостовой видно не было, значит, кровотечение прекратилось.

Он не знал, куда пойти. В гостиницу нельзя, там уже заперли засовы. До приората доминиканцев тоже не добраться: сил не хватит. Неподалеку должен был находиться монастырь францисканцев, но Молинас предпочел бы скорее умереть на улице, чем явиться к заведомым врагам своего ордена да еще и раскрыть инкогнито.

Оставалось только положиться на удачу. Когда выносили больных, санитары в большинстве случаев оставляли двери домов открытыми. Надо было просто-напросто выбрать брошенный незапертый дом и устроиться в одной из комнат, избегая помещения, в котором находился умирающий.

Молинас уже приглядел себе подходящий двухэтажный дом со стрельчатыми окнами и деревянным портиком, но тут счастливый случай, а может, знак судьбы заставил его поменять планы. Из глубины улочки, освещенной луной, к нему быстрым шагом приближался юноша во фраке с буфами и в облегающих красных бархатных штанах. Он видел парня в «Ла Зохе» — тот сидел справа от Рабле — и слышал, как Нотрдам называл его Жаном. Жан Педрие? Не следовало излишне надеяться, хотя это явно был студент. Но попытать счастья стоило.

Молинас вышел на середину улочки и, сделав серьезное лицо, обратился к юноше:

— Господин Мишель де Нотрдам, если не ошибаюсь? — И быстро добавил: — Какая удача, что я вас разыскал! Поглядите, что сделали с моей рукой!

— Я не Мишель де Нотрдам, но я его знаю, — ответил студент. — Мы вместе живем. — Он не мог не бросить беглого взгляда на раненую руку и окровавленный плащ. — О господи, кто это вас так?

— Мародеры, — ответил Молинас, притворяясь, что ему с трудом дается каждое слово. — Они грабят брошенные дома, и всякий, кто воспротивится, напорется на нож.

Студент бережно отвернул плащ и осмотрел рану.

— Похоже, что это не нож, скорее, поработали кинжалом. А почему вы ищете именно Мишеля де Нотрдама?

— Мне сказали, что он врач необыкновенного таланта.

Студент поморщился:

— Он не врач, всего лишь медицинский бакалавр, как и я. А что до таланта… Конечно, он считает себя талантливым. — Он указал в глубь улочки. — Пойдемте, я отведу вас в лазарет, там найдется все, чтобы оказать вам помощь.

Молинас изобразил ужас:

— Нет-нет, я пока, слава богу, не заразился чумой. Не хочу попасть к зараженным!

Парень немного подумал, потом сказал:

— Послушайте, здесь совсем недалеко пансион, где я живу. Если пойдете со мной, я смогу наскоро наложить вам повязку. Только быстро, меня ждут.

— Буду вам очень признателен, господин…

— Жан Педрие. Пойдемте, не будем терять времени.

И Молинас вновь направился к университетскому пансиону. Большую часть пути Педрие шел молча. Света никто не зажигал, и все внимание студента уходило на то, чтобы обходить лужи, сточные канавы и груды домашнего скарба, который выкидывали из домов санитары, выискивая себе добычу. Потом, словно озвучивая давно зревшую в нем мысль, студент спросил:

— Кто сообщил вам про Мишеля де Нотрдама? Я уже сказал, что мы вместе живем. Не думал, что он так знаменит.

Уловив в голосе собеседника едва заметную нотку зависти, Молинас решил, что эта зависть нуждается в подпитке.

— О, я уверен в том, что он знаменит. Я приехал из Испании, и там я слышал его имя от одного из тех, кто учился с ним в Авиньоне. Я думал, что там он и получил диплом.

— Он действительно учился в Авиньоне, — бросил Педрие, — но диплома не получил. Его учебу прервала вспышка чумы в Бордо и оккупация Прованса коннетаблем Бурбонов. Поэтому, как только наступил мир, он, после нескольких лет бродяжничества, объявился здесь, в Монпелье. Он записался на курс доктората и нынче собирается его заканчивать.

— А правда, что в Бордо он был ассистентом знаменитого медика, Ульриха?…

— Ульриха из Майнца. Он больше чем врач, он скорее колдун. Ульрих лечил зачумленных, вырезая у них на плече крест и орошая его мышиной кровью. Подумать только! — Тем временем они добрались до двери пансиона. Возясь с замком, студент продолжал: — Думаю, дурная слава Мишеля идет от деда Сен-Реми, аптекаря, который получал травы из Индии и Китая. Да еще от книг, которые добрый христианин читать остережется.

Последняя фраза заставила Молинаса вздрогнуть от радости. Входя в знакомую комнату, он нарочито равнодушно спросил:

— Книги? Что за книги?

— Сами увидите. — Педрие смущенно остановился возле кровати. — Похоже, Мишель был здесь вечером. И, как всегда, оставил беспорядок. — Он собрал разбросанные по кровати книги. — Поглядите-ка! Он разбросал свою макулатуру на моей половине, словно он один тут живет!

Молинас подождал, пока завистливая ярость, охватившая Жана, немного поутихнет, но не настолько, чтобы исчез ее горький осадок.

— Это и есть запрещенные книги, о которых вы говорили?