Макс принял решение, и удушающая тоска немного отступила. Когда знаешь, что делать, уже не мечешься бестолково из угла в угол, не рвешь нервы, голова проясняется, и начинаешь четко соображать. И появляется надежда. Надежда, что все образуется, все решится, все исправится… После принятия решения человек начинает жить снова в реальном, а не в выдуманном мире своих страхов. Он уже не плутает по лабиринту безысходности, а видит свет по ту сторону тоннеля.

Макс начал перебирать бумаги Насти. Его девушка держала все в порядке, бумажка к бумажке, папка к папке. Все подписано, аккуратно уложено. Грабители просто скинули папки на пол, при падении листки не разлетелись, все так же прилежно находились на своих местах – так хорошо были закреплены. Интервью, встречи, черновики статей… Все не то. Где-то был ее блокнот, куда она записывает расписание и назначенные встречи. Дома его нет. Значит, он или на работе у нее в кабинете, или она забрала его с собой. Задача номер один – попасть к ней в офис, и, если блокнот не найдется, – расспросить коллег о планах. Вдох-выдох. Уже внешне совсем спокойно открыл новый ноутбук.

– Что ты ищешь? – спросил голос за его спиной. Макс вздрогнул. О, господи, он совсем забыл про гостя. Гена участливо заглядывал через плечо, на страницу с контактами газеты, в которой работала Настя. – Я хотел бы помочь. Что нужно сделать? Ты только скажи…

Навязался тут. Макс испытывал и жалость и досаду одновременно. Не вовремя ты попался на моем пути, друг, совсем не вовремя.

– Ложись спать. Сегодня мы уже ничего поделать не сможем. Завтра с утра начну обзванивать сотрудников. – И, помедлив, добавил: – Спасибо за предложенную помощь.

И оторопел, когда Гена в ответ подмигнул.

Макс наскоро забил все номера в телефонную книжку. Времени – четыре утра. Начинать обзванивать сейчас? Наверняка приличные люди все спят. Наплевать. Не до церемоний. Он набрал первый номер. В кресле напротив сидел Гена и от нечего делать ковырялся в своих ногтях. Но упорно делал вид, что неприятности Макса его тревожат. Глаза такие участливые, а за ними – скука. С каким удовольствием Гена завалился бы сейчас спать, а вот приходится сидеть, «сопереживать». Макса это почему-то бесило. А в трубке – гудки. Он набрал второй номер. Отключено.

– Могу я что-нибудь сделать? – неуверенно спросил Гена.

И чего Макс на него так накинулся? Парень вообще левый, и Настя ему абсолютно никто. А все равно, не уходит, предпочитает хотя бы участием помочь. Максу обидно, что кто-то не переживает за Настю в достаточной мере? Как он сам, то есть? Это эгоизм, дорогой мой, вот что это.

– В полицию не будешь звонить? – Снова закинул удочку Гена.

– А что я им скажу? Накануне поссорились, уехала в командировку. Позвонила ночью? Ну так ответят – напилась. Найдут, что ответить.

Откуда он это знает? По телевизору показывают? Просто он до конца не хотел и не мог поверить, что произошло что-то настолько серьезное, что нужна полиция. Странный телефонный разговор с Настей, ее ужасные крики – все это он постарался выкинуть из головы. Наверняка всему есть логическое объяснение. И сейчас он не будет даже об этом думать.

Макс решительно поднялся. Ждать не стоит. Нужно выезжать прямо сейчас. В редакции должен быть свой ночной сторож. По дороге будет снова звонить и звонить, пока кто-нибудь не откликнется. Или силой заставит сторожа открыть дверь. Макс пошел в коридор, Барбос, виляя коротким хвостом, посеменил следом. Гена тоже не отставал.

– Я – с тобой.

И решительность на лице появилась. Похоже, и тому легче действовать, чем выжимать из себя сочувствие. Но Макс был против. Не хотелось брать этого человека с собой. Не нужна ему сейчас была обуза, только не сейчас.

– Я быстро, в редакцию и обратно. А ты выгуляй Барбоса. Он, видимо, уже пообвык к тебе. Ключ на гвоздике возле двери. Приду, все расскажу.

И Макс закрыл за собой дверь, как отрезал дальнейшие расспросы. Последнее, что он видел – растерянный взгляд Гены. Из-за двери тут же послышалось жалобное поскуливание Барбоса. Сердце Макса сжалось, как будто оставлял пса на растерзание. «Ничего, потерпи, родной, скоро мы все снова будем вместе. Совсем скоро… Еще немного…» – приговаривал Макс, спускаясь по лестнице. Будто Барбос мог его слышать.

Еще час ушел на то, чтобы добежать до машины, добраться до редакции, дозвониться до нужного человека, уговорить сторожа открыть. Макс лихорадочно обшаривал Настин стол. Еще по дороге в редакцию вспомнил, как Настя не так давно рассказывала ему про какую-то женщину, написавшую письмо в их отдел. Она собиралась поехать к ней в деревню, взять интервью. Видимо, туда и отправилась. Как называлась деревня, он, хоть убей, не помнил.

Первые два ящика были заняты модными журналами, косметикой. Были в них кулек с сахаром, пакетики чая, кружка и даже расческа. Макс дернул за ручку нижнего ящика. Не выдвигается. Почему? Закрыто на ключ. Как открыть? Макс взял со стола ножницы, ковырнул лезвием в верхнем створе, пытаясь поддеть хлипкий замочек. Не поддается. Он со всей силы затряс непослушный ящик и вдруг испугался, что на шум прибежит сторож и выгонит его. Как же взломать замок? Шпилькой, невидимкой, скрепкой? Макс схватил карандашницу, перевернул ее, на стол посыпались ручки, карандаши, степлер, точилка… Ни одной скрепки. Но зато среди всей этой канцелярии Макс увидел маленький ключик. Вложил в замочную скважину – подошел. Перерыл весь ящик, но ничего дельного не нашел – договора, зарплатные листы и все такое. Макс почти отчаялся и вдруг заметил на подоконнике, рядом с цветочным горшком, лежащий пухлый ежедневник. Взял его в руки. Книжечка была довольно кокетливой. В ней были записи, сделанные Настиной рукой.

Там обнаружилось много чего. У Насти каждый день был плотно расписан. Надо же. А Макс никогда не считал ее работу чем-то серьезным. Чего там делов – написать статейку про зеленых человечков? Даже подозревал, что большее количество времени она проводит, сплетничая за чаем с коллегами, или просто сидит в кафешках с чашкой кофе, развлекаясь наблюдением за городом (даже не в социальных сетях). А вот надо же как. Пчелка ты моя трудолюбивая. В ежедневнике Макс нашел и письмо, вложенное между страницами. Письмо было из деревни Савельево от некой Елизаветы Бурдюковой. Макс открыл в телефоне навигатор, нашел эту самую деревню, все сходилось. Савельево – где-то в минутах сорока пути от города.

Он сунул ежедневник сзади за ремень, как суют пистолет в американских кино и вышел в утреннюю темноту города. Солнце вот-вот встанет. Пока едет – успеет проснуться эта Елизавета Бурдюкова. Действие таблетки стало проходить, и голова снова заболела. Боль молотком застучала по вискам. Макс, морщась, сел в машину, сунул ключ в замок зажигания, и тут на него накатила волна тошноты, голову закружило как на каруселях. Макс выпрямился на сиденье, наивно полагая, что так состояние улучшится. Он, не мигая, глядел перед собой, стараясь прогнать наваждение. Ему казалось, что симптомы того непонятного состояния, когда он потерял сознание ночью, в собственной кухне, снова повторяются. Нет, только не это, – с ужасом подумал Макс. Новый приступ боли, еще сильнее, чем накануне утром, буквально скрутил его. В голове стучало, пол уходил из-под ног, в ушах звенело. На этот раз слов не было, но зато пришел страх, что он так и умрет в машине от кровоизлияния в мозг, и никто не догадается, что человек уткнулся лицом в руль не потому что напился, а от невыносимой боли. Чувство самосохранения подсказывало ему, что нужно немедленно выбраться из машины и как-то дать людям знать о себе. Макс попытался двинуться с места, но все тело было тяжелым и неповоротливым.