Коридор, где проходил разговор, был размером всего два квадратных метра. На него выходили три двери и лифт. Малоподходящее место для откровенного разговора. «Чаю, не хотите ли выпить по чашечке чая, в кафе, ресторане? Там будет спокойнее говорить…» Я допустил неловкость, по незнанию российского служебного этикета госучреждения. Встреча в ее кабинете, это да, такое возможно. Завтра? «Почему бы и нет, завтра. Пожалуй. Но я сомневаюсь, что это будет так уж интересно», – говорит Дина, улыбнувшись, словно застенчивая школьница.

Ее кабинет расположен в самом дальнем углу от кабинета главы главных государственных архивов всей Российской Федерации. В чем могла провиниться эта сотрудница, чтобы очутиться в такой маленькой и неуютной комнатке? Низкий потолок, крохотное окошко, в которое и ребенок не смог бы высунуть голову, ее кабинетик едва вмещает трех человек, так, что можно просто задохнуться от недостатка воздуха. Вход в него ведет прямо с лестничной клетки.

Густая платиновая копна волос высотой сантиметров в десять плавно покачивается перед нами над дээспешным столом. Дина сидит и работает в полутьме. Наш приход не прерывает ее работы. Волосы ее причудливой прически в стиле барокко не подчиняются законам притяжения и крепко держатся на ее голове. Ни одна шальная прядь не выбивается из общей массы волос.

Не поднимая головы, Дина обращается к Лане. Она напоминает ей о том, как ценно ее время. В свою очередь, мы заверяем ее, что прекрасно это осознаем и приносим извинения за то, что отвлекаем ее от работы, такой… Лана хорошо знает свое дело. Дина слушает ее не без удовольствия и, наконец, решается взглянуть на нас. «А я совсем забыла о нашей встрече. Как я вам вчера уже сказала, просто не знаю, смогу ли вам в чем-либо помочь, а кроме того, мне еще столько документов разобрать». Превращение потрясающее. Волнующее. Нет, Дина о нас не забыла. Она нас ждала. Впервые за долгое время Лана и я успокаиваемся. Беседа должна пройти хорошо.

Сайгон пал. После двух десятилетий войны вьетконговские войска одержали победу. Тогда, в 1975 году, коммунистическое учение торжествует и распространяется по всем континентам. Значение Советского Союза велико в мире, как никогда ранее, и он говорит с США на равных. В Москве уже давно нет дефицита продуктов, а политические чистки становятся редкими. Для советских людей будущее кажется лучезарным. Леонид Брежнев руководит страной уже одиннадцать лет. По своему облику и характеру он представляется тяжеловесным аппаратчиком, правда, без искры гениальности, но зато менее устрашающий, нежели Сталин.

Именно тогда, в этом почти умиротворенном Советском Союзе, когда Дине Николаевне Нохотович было тридцать пять лет, ее жизнь переворачивается в одночасье. ГА РФ еще не существует. Любое государственное учреждение (само собой, государственное, ибо в Советском Союзе частного сектора не существует) должно носить приемлемое для своего времени советское обозначение. Учреждение, в котором трудится Дина, соблюдает это правило и строго называет себя «Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства СССР». Это было сорок один год назад. В другое время, в другой стране, при другом режиме.

Дина не может удержаться, чтобы не поджимать губы при каждой сказанной фразе. Она щурит глаза, устремляясь вдаль от сегодняшнего дня в воображаемую точку, отодвигающую ее от нынешнего дня, от ее крошечного стола в ГА РФ и всей этой неокапиталистической Москвы XXI века. Она долго молчит. А потом начинает свой рассказ.

«Меня только что назначили заведующей “секретным” отделом архива. Это было в 1975 году. Эта должность была не похожа ни на какую другую, поскольку речь шла о конфиденциальных документах истории нашей страны, ну, в общем, Советского Союза. В то время государство работало слаженно, квалифицированных кадров вполне хватало. Правила были таковы, что мой предшественник должен был передать мне дела, основную информацию, ту, что позволила бы мне выполнять свою миссию. Странно, но этого так и не произошло». Бывший заведующий «секретным» отделом попросту исчез. Пропал, испарился, бесследно. Будто его никогда и не было. Теперь Дина даже не помнит его имя. Что с ним случилось? Внезапный переход в другое учреждение? Несчастный случай? Тяжелая болезнь? Дина так этого и не узнала, да она и не спрашивала. Реакция от сталинского времени (у некоторых еще действует инстинкт самосохранения) в этом «раю» для народа. В Советском Союзе у того, кто исчезает, нет надежды на тех, кто остался. Воспоминания о нем просто стираются из коллективной памяти. Тогда, в середине 1970-х годов, Дина не намерена была играть в героиню, если ее предшественника не найти, тем хуже. Она справится и без него.

«Мне не терпелось узнать, какого характера документы я получаю под свою ответственность. Помню, когда я вошла в свой новый кабинет, обнаружила там несколько сейфов. Ключи от них мне передала охрана, и я смогла их открыть». До сих пор эти гигантские сейфы, высотой с огромный сервант и шириной с промышленный холодильник, стоят по стенам большинства комнат ГА РФ. Что сокрыто в них? Все наши вопросы об этом остались без ответа. Возможно, они просто пусты. Может быть, остались тут просто потому, что слишком громоздки для перевозки.

В 1975 году эти сундуки Дине оказались на руку. «Внутри были не только документы, но и какие-то вещи. Самым удивительным было то, что ни один из этих обнаруженных предметов не был инвентаризирован. Ни номера единицы хранения, ни указания на фонд, ни реестра, ни описания. Они попросту не существовали». Многие в то время быстренько сложили бы все найденное обратно в сейф и постарались забыть о его существовании. Многие, но не Дина. «Мне было любопытно узнать, и я не боялась. А чего бояться? Ведь я не делала ничего запрещенного. Я попросила коллегу помочь, и мы обе стали рассматривать наше сокровище. Там были вещи, завернутые в ткань. Одни были крупнее других. Когда я открыла самый маленький, должна сказать, что мы просто оторопели. Это был кусок человеческого черепа».

Повествование прервал странный металлический лязг. Шум приближался к кабинету Дины. Это был Николай. Он вошел, толкая перед собой металлическую тележку. Тот самый Николай Владимирович, с бледной кожей лица и столь привередливый в манипуляциях с черепом Гитлера. Не хватает только директора ГА РФ, и тогда мы будем в полном составе. Дина не удивляется. Она поднимается и приглашает нас следовать за ней. Остальная часть интервью будет проходить в комнате на первом этаже, где полгода назад мы могли рассматривать череп.

Не извинившись за то, что прерывает интервью, Николай следует за нами со своей маленькой нелепой тележкой. Стук колес по плиточному полу раздается в сонных коридорах, как грохот адской машины. Войдя в зал с прямоугольным столом, Дина садится и приглашает присесть и нас. Николай пристраивает свою тележку в углу и извлекает из нее потрепанные папки, а также плотную хлопчатобумажную ткань. Все это происходит без единого слова. Дина рукой направляет своего коллегу и указывает ему, куда положить всю эту «груду хлама». Стопка папок в конце стола, сверток в ветхой ткани прямо перед нами. «Вот… все, что я нашел, тут». В тот самый момент, когда Дина говорит с нами, ее коллега широким и изящным жестом раскрывает ткань и показывает… ножки стола. «Подойдите ближе. Вам можно». К Николаю вернулся дар речи, и он стал почти «болтливым». «Вот еще одно доказательство действительной смерти Адольфа Гитлера, вот пятна крови на деревянных ножках его дивана». На деревянных конструкциях гитлеровского дивана видны темноватые потеки.