— Диана. Грёбаная принцесса, — произносит Рустам, рассматривая меня с головы до ног, — она плохо кончила, кстати. И ты плохо кончишь, — констатирует он ровным голосом. Кажется, это небольшое затишье перед бурей. Я чувствую, как он плохо сдерживает ярость, потому что воздух вокруг гудит от напряжения, — даю тебе последний шанс, принцесска, уйти здоровой на своих двоих. Дам тебе денег на аборт и еще сверху отвалю щедро. Ты ведь этого ждешь? Сумму назови.

— Я не стану делать аборт. Не настаивайте. Я могу подписать любое соглашение, если вы боитесь за свои деньги, — пытаюсь увещевать его я.

Он скептически склоняет голову на бок. Я тихо выдыхаю. Знаю, что он будет давить до последнего, угрожать и использовать любые способы, чтобы получить желаемое сейчас, а не потом. Ему нужен этот пистолет. Очень. Иначе бы он не был в такой ярости.

— Мне не нужны дети от шлюхи, которая разок раздвинула передо мной ноги. Ясно тебе?

— Тогда вам стоило позаботиться о предохранении заранее, а не решать проблемы по факту.

Эти слова вылетают у меня сами по себе. Черт. Срываются. Это я, конечно, зря, но просто не смогла выдержать все его унизительные фразы. Какого дьявола он винит только меня?

— Я сейчас убью тебя. Доболтаешься, — холодно произносит Садаев, и в его взгляде расцветает что-то жуткое, — потом убью всех твоих друзей. И всех твоих родственников. А если я не найду пистолет — убью еще и их родственников. Ты можешь предотвратить кровавую бойню, принцесска. Остаться с баблом и свалить отсюда живой. Выбирай.

Я медленно мотаю головой. В этот момент Садаев подлетает ко мне, хватает за плечо, дергает на себя и начинает обшаривать мои карманы. Я растерянно смотрю на то, как двигаются мощные мышцы его груди, пока он запускает руку мне в передний карман, и вытряхивает всё оттуда. Если этот огромный зверюга, которому я действительно даже до плеча не достаю, думает, что я спрятала в этих обтягивающих джинсах его пистолет — он точно дурак.

Но Рустам достает мой студенческий и встряхивает, раскрывая его. Читает мои имя и фамилию, отшвыривает его в сторону, достает ключи, и они тоже летят в другой угол комнаты.

— Что вы делаете?! — кричу я. Он молча вытаскивает мой телефон, я протягиваю за ним руку, а потом она вспыхивает жуткой болью, и мир переворачивается перед глазами. Садаев заламывает мне ладонь, поставив на колени. Я бьюсь ими об паркет, и издаю тихий стон, потому что это было еще больнее.

— Я тебе шанс давал, принцесса, — мрачно произносит Садаев. А я покрываюсь холодным потом. Звучит его тон очень плохо. Очень, очень плохо. Запястья перехватывает что-то жесткое и затягивается на них. После чего этот зверь подтаскивает меня назад, к шведской стенке и привязывает к ней в очень неудобной позе. Плечи начинают ныть, а я в ужасе смотрю на него.

Он улыбается. Нет, оскаливает зубы в ухмылке. Приседает напротив, наклоняется ко мне, и тихо произносит:

— Я сломаю тебя. Ты сделала огромную ошибку, попытавшись меня шантажировать. Не доросла еще до таких приколов. Соберись, принцесска. Пока я тут — у тебя есть шанс отделаться легким испугом. Не пойму, ты больно богатая, что ли, от такого щедрого предложения отказываться?

— Нет, — отвечаю я, — просто считайте, что у меня есть принципы.

Мне страшно так, что тошнота подкатывает к горлу, как приливы на море. Я сглатываю раз за разом слюну, а потом она накатывает снова и снова. Даже на секунду появляется мысль отдать Садаеву пистолет — со смазанными отпечатками, распакованный. Но это будет еще более глупо. Потому что он тогда меня точно прибьет этим же пистолетом. Он настолько зол, что я думаю, им же он и выкопает мне яму, и им же закопает.

Мне нужно потянуть время, чтобы иметь возможность как-то сбежать, если это вообще вероятно в моем положении. Может быть, договориться. Но дело в том, что мне неизвестно, что Садаев думает сотворить со мной дальше, и сколько у меня осталось времени. Эта неизвестность просто убивает меня и мои нервные клетки миллиардами.

Он протягивает руку к моему лицу. Я чувствую прикосновение грубой, шершавой ладони. Зверь гладит меня пальцем по щеке, словно издеваясь.

— Принципы? — спокойно переспрашивает он, — принцесска, какие там, блин, принципы, из-за которых ты готова сдохнуть? У тебя бесплодие и ты впервые в жизни смогла залететь?

— Это вас не касается, — хмуро говорю я, а он похлопывает меня по щеке, как псину по морде, и убирает руку.

— У меня тоже есть принципы. Я обычно баб не обижаю, — он выпрямляется, возвышаясь. Мне кажется, что Садаев настолько огромный, что его фигура заслоняет собой свет из окон, — но для тебя я исключение сделаю. Хочешь дождаться времени, когда аборт поздно будет сделать? Дождешься, принцесса. Возле меня. Под присмотром. Будет у тебя время еще подумать, пока я занимаюсь твоими друзьями.

— Не трогайте моих друзей! Они не знают, где пистолет! — вскрикиваю я, но зверь игнорирует меня.

Садаев подходит к двери, открывает ее и что-то говорит тому маньяку, который ждет снаружи. Если бы я даже захотела — не услышала. Потому что у меня сердце колотится так, что стоит шум в ушах, и я могу разобрать только громкие звуки.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В комнату лениво заходит его верный пес. Увидев меня, привязанную к шведской стенке, он странно облизывается, проводит медленно языком по сухим губам и подмигивает мне. Мне кажется, что в меня кто-то залил серную кислоту — именно такое жуткое чувство я испытываю, находясь полностью беспомощной рядом с убийцей и насильником.

— Развлекайся. У тебя есть час, — слышу я голос Садаева, а потом закрывается дверь. Она с грохотом бьет об косяк, запирая в одной комнате меня и это чудовище.

* * *

— Ну что, цыпленок? — произносит маньяк хриплым, по всей видимости, из-за предвкушения, голосом, — что мы с тобой будем делать?

А я начинаю громко визжать. Самый страшный мой кошмар сбывается — я заперта в комнате с настоящим маньяком, а еще связана, как свинья на убой. Ещё я надеюсь, что соседи услышат мой вопль и вызовут полицию.

Рука, вся пропахшая табаком, внезапно затыкает мне рот.

— Дьявол, захлопнись, а? — произносит маньяк, — у меня уши сейчас завянут.

— Ммм, — отвечаю я.

Все, что я хочу — это продолжать кричать, чтобы у него завяли не только уши, но и то, что в штанах. На всякий случай. Пусть пинает меня, издевается словесно, унижает или даже бьет. Но не пытается даже изнасиловать.