— Дура ты, девка, — тянет бабка, — ой дурная. Молодая, красивая, а с бандитом связалась. Думаешь, бабка дура старая, жизни не нюхала? Такой же была. Подставит тебя потом твой бандюк, и сядешь за него. Или в канаве утопит.

Я приподнимаю брови. Даже не знаю, что ответить. Она что, пытается меня жизни учить? Сейчас?

— Я не…

— Да не отбрехивайся ты, — усмехается она, — по глазам вижу, что нашла себе кого-то. Целыми днями пропадаешь, ночами шляешься. Ясно, что мужик завелся.

Ох. Мужик-то у меня завелся, но это явно не тот, кто оставил пистолет. Не объяснять же ей про Гошу? Я смотрю в светлые, серые глаза, в глубине которых зажигается любопытство, и понимаю, что лучше не спорить.

— Завелся… — осторожно произношу я, — вы понимаете, что если пистолет пропадет, то мне… придется плохо? Пожалуйста, верните его.

— Девка, — бабка опускает оружие и пихает его в карман халата, а потом складывает руки на груди. Я шокировано смотрю на тяжелую пушку, которая оттягивает тонкую, дешевую ткань, — еще раз говорю — дура ты. Поверь бабке старой. Плохо тебе будет, когда бандюку своему надоешь. Завалил кого-то из этой пушки?

Я снова пожимаю плечами, а Вера Трофимовна криво улыбается.

— Спрятать тебе надо этот пистолет, чтобы ни одна собака не отыскала. Долго тогда сможешь своего бандюка за яйца держать, до конца жизни доить сможешь. Запоминай: как только твоя скотина взбрыкивать начнет, говори ему, что заныкала пушку в надежное место. А что случится с тобой — в милицию попадет. Поняла?

— Вы… — осторожно начинаю я, — вы что, тоже с бандитом встречались?

— Да, — отвечает Вера Трофимовна, но как-то больно быстро и ровно. Я кошусь в сторону книжного шкафа, который уставлен томиками детективных романов, и у меня дергается бровь, — не веришь бабке?

— Конечно, верю, — уверяю я ее, — и обязательно прислушаюсь к вашему совету. Я как-то сама не догадалась. Отдадите пистолет?

— Неа, — спокойно отвечает Верта Трофимовна, — помогу я тебе, дуре. Спрячу так, что ни одна собака не найдет. Знаю я вас, молодых, мимо ушей пропустишь мои слова, потому что у вас сейчас любовь, а потом мне новую жиличку искать придется.

Она разворачивается, открывает дверь и делает шаг в коридор. И, будто что-то вспомнив, оборачивается и смотрит на меня.

— Платить теперь десятку будешь, — произносит она, а я округляю глаза.

— Что?!

— Десять тысяч теперь отдавать за комнату будешь, — хмыкает бабка, — раз с бандюком встречаешься, то и бабки у тебя есть. Бесплатно я тебе, чтоль, советы даю?

Она уходит, прикрыв за собой дверь и оставив меня в полной прострации.

Десять тысяч! Господи, если я начну платить десять, у меня на еду-то не останется. Черт меня дернул оставить пакет в шкафу на видном месте. Надо было его прятать куда-нибудь глубоко в нижнее белье. Хотя, я не уверена, что Вера Трофимовна не порылась бы и там. Ну с чего ей это в голову пришло?!

Все, что у меня осталось на память — фото в телефоне, которое я сделала еще в первый день, стоило пистолету попасть в мои руки. Хотела у кого-то из знакомых спросить, не муляж ли это, но как-то не решилась. Кто муляж в бумажный пакет запаковывать будет?

Теперь, если Садаев меня найдет, мне придется быть, как Джек Воробей. «У тебя есть ключ? Нет, у меня есть кое-что получше. Рисунок ключа!». Вот и у меня теперь фотография пистолета.

Я падаю на кровать прямо в одежде, потому что сил принимать душ не остается. Вырубаюсь я быстро, а сквозь сон слышу, как все вибрирует телефон. Видимо, Гоша продолжает слать милые сообщения.

Утром я действительно обнаруживаю в Ватсаппе кучу романтичных картинок, и, вздохнув, посылаю Гоше сердечки. Надо бы с ним сегодня поговорить. Серьезно. После чего я включаю старый ноутбук, подключаю его к маленькому принтеру и распечатываю фото пистолета, на всякий случай, если вдруг телефон сломается. Иду в ванную, принимаю душ, переодеваюсь в свежее, и выхожу из дома. Вера Трофимовна все еще спит.

В автобусе я переминаюсь с ноги на ногу, держась за поручень и чувствуя, как меня зажимают со всех сторон. Раньше я абсолютно спокойно переживала такую толпу народа. Сейчас я начинаю ощущать, как неприятно тянет живот, будто мне пора в туалет, и слегка подташнивает.

Поэтому я вываливаюсь за остановку до института и, прислонившись к какому-то столбу, пытаюсь отдышаться. Черт, неужели я теперь буду всегда чувствовать себя так паршиво? Едва передвигая ногами, тащусь к институту, хотя, это нелегко из-за неприятного ощущения в животе.

В здании ВУЗа я первым делом иду к туалету. Запираюсь в кабинке, снимаю штаны, и проверяю нижнее белье. Ничего. Я выхожу из кабинки, опираюсь руками на раковину, включаю воду и несколько минут умываюсь теплой водой. Дурнота отступает, а с ней и немного отпускает живот.

Дверь в туалет внезапно открывается. Я оборачиваюсь. Там стоит Оксана. Почему-то бледная и испуганная.

— Привет, — устало говорю я. Утро только, а я уже устала. Господи, трудно быть беременной. Это всего лишь первый месяц, а дальше-то что тогда будет?!

— Ди, — выдыхает Оксана и быстрым шагом подходит ко мне, — я тебе звоню, ты трубку не берешь! Какого черта?!

— Я, наверное, не слышала, — я нащупываю телефон в кармане, а Оксана подбегает ко мне и хватает за плечо, — что случилось?

— Мудак Тема всё-таки позвонил Садаеву, — произносит отрывисто подруга, — тварь. Я ведь его вчера просила помолчать, сказала, что мы ничего не скажем. Тебя возле института какие-то люди ищут. Всех останавливают и спрашивают.

У меня пробегают по спине холодные мерзкие мурашки после слов Оксаны. Я в ужасе смотрю на нее.

— Это наверняка люди Рустама, — тихо говорит она, глядя мне в глаза, — беги, Ди. Лучше уезжай из города. Сейчас же!‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куда уезжать?! — вырывается у меня.

— Без разницы. В какой-нибудь маленький город, где тебя не найдут. Нет, — Оксана задумывается, — наоборот, в большой, где ты сможешь затеряться!

— Мы уже в большом живем, Окси, — скептически произношу я. От волнения живот начинает снова тянуть, и я морщусь, потирая его ладонью. Ой как это плохо. Очень плохо. Мне еще выкидыша из-за нервов не хватало.