Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В месте ссылки, меня встречает начальница отдела кадров. Довольно молодая женщина, лет под сорок и стильно одетая, встречает очень радушно… ровно до того момента, как я представляюсь и говорю, зачем собственно пришла. Ее перекосило за секунду, будто она съела лимон.
А узнав, куда меня определили на эти две недели, у меня был всего один вопрос — зачем меня отправили сюда?
Нет, конечно, все понятно — двухнедельная отработка перед увольнением вдали от нашего офиса, поэтому и пихнули абы куда, но если в порядке бреда предположить, что это обычная командировка в рамках "обмена опытом", то с кем мне, блин, обмениваться? С макулатурой? Потому что определили меня в архив — под чутким надзором двух “потрясающих” дам, довольно таки преклонного возраста. А из важных задач — запускать бумажки, которые они мне выдадут, в шредер.
Не стану описывать весь бред происходящего — скажу одно, по непонятной причине, эти незнакомые мне досели люди, меня как минимум презирали, как максимум ненавидели. И чтобы это понять, достаточно было и полувзгляда, а я смотрела на это две недели.
После всего этого, лично у меня сомнений в том, что мне постелили “красную ковровую дорожку” на выход из нашей фирмы, не возникало. Поэтому я просто молча зачеркивала черным фломастером даты в календаре, чем никогда не увлекалась, да и календаря-то бумажного у меня не было, пришлось купить… и рассылала свое резюме.
Одно поняла точно, для того, чтобы ярость держалась долго ее нужно подпитывать! За эти две недели мою подпитали так, что она давно вылетела за отметку максимум. Что там сильнее ярости? Бешенство? Очень подходит на описание того состояния, в котором я была через две недели. Оказывается, если хочешь довести человека, это сделать очень легко.
Ну вот почему нельзя по-человечески решить вопрос с увольнением? Зачем нужны эти игры — “сделай так чтобы написала по-собственному”?
Находясь в таком состоянии во вторник вечером, отбиваю в ноутбуке последние строчки “отчета” по “командировке”.
И вот честно, что-то одно просто обязано было сломаться. Поэтому засчитываем по-честному 1:0 в пользу пальцев — на клавиатуре кнопка пробела стала заедать. К отчету, комплектом, отпечатываю заявление на увольнение — принтер “выплевывает” все со скоростью света, видимо боясь участи ноутбука.
Утром в “приподнятом” настроении иду на почти бывшую работу. Убивать, как вчера, уже не хочется, хотя от линчевания бы не отказалась. То, что кто-то стуканул на меня в стажировочную компанию, злило, а еще было чертовски обидно — как бы то ни было я два года старательно работала. Нет, мне не нужна медаль во всю грудь за это, но капелька уважения… неужели это много?
Да и чего я такого сделала-то? Влюбилась в мужчину, который оказался совсем “не мой”? Я виновата в том, что стала третьей лишней в чужой большой любви? А кто меня в это все втянул…
Да, что-то меня не туда занесло.
Запинаюсь на ровном месте, едва не растянувшись по асфальту. За эти две недели это впервые, когда я вспоминаю об Антоне.
Ну нет, “спасибо” за это говорить точно не стану.
Встряхиваю головой и оглядываюсь. Вот и аллея перед офисом. Лестница, холл, лифт и я буду на месте. Так странно… я же должна что-то чувствовать? Это последний день, когда я зайду в эти двери, что-то же должно быть? Эта муть за две недели, кажется все из головы выветрила.
Быстрым поднимаюсь по лестнице, киваю зевающему охраннику, который еще не сменился с ночи, пересекаю холл и в абсолютно пустом лифте поднимаюсь на нужный этаж, уже через полчаса он будет забит под завязку любителями приходить “минута в минуту”. Два поворота, недлинный коридор и вот я у двери в отдел.
А вот это странно… Вытаскиваю ключ из замочной скважины, который не провернулся и бездумно верчу его в руке. Он не может не подойти… я прикрепила его к брелку с ключами от квартиры пару лет назад, сразу после окончания испытательного срока и больше не снимала — это точно он. Так что за ерунда тогда?
Снова вставляю ключ в замочную скважину и нервно дергаю ручку двери.
“Вот это точно странно”. - вытаскиваю ключ и толкаю дверь. — “В это время никого не может быть в офисе, слишком рано”.
Стол, стол, стол…. Аня?
В глаза бросается сгорбленная спина и темная макушка моей подопечной. За своим столом, уронив голову на сложенные на стол руки, она спит.
— Ань? — машинально ставлю сумку на стул возле своего стола и сажусь перед спящей девушки на корточки.
“И что она здесь делает в такое время?”
— Ань, — легонько тормошу девушку за плечо.
— Юля Андреевна, ты? — она поднимает на меня заспанные глаза, а потом вскрикивает в ужасе в ужасе. — А сколько время? — не дожидаясь ответа, хватает меня за руку, на которой надеты часы и поворачивает к себе циферблат. — Господи, я проспала…
Мечется из стороны в сторону, будто не зная за что хвататься.
— Аня, Ань подожди. Что проспала? — поднимаюсь на ноги, кое-как ухватив девушку за плечи, пытаясь удержать на месте. — Что ты делаешь на работе в такое время?
— Ох, Юля Андреевна, — Аня спрячет лицо в ладонях.
— Ты ночевала на работе? — рассматриваю девушку — помятая одежда, растрепанные волосы — очень странный вид для всегда ухоженной девушки. В ответ получаю легкий кивок и “угу”. — Так. Вставай. — командую. Прежде чем задавать вопросы, нужно привести ее в человеческое состояние. И с этим может помочь что-то покрепче нашей коллекции чая. — Пекарня внизу уже работает, свежей выпечки скорее всего еще нет, но кофе они могут сварить.
Через двадцать минут, мы сидим за столиком и потягиваем бодрящий напиток. Почти эликсир жизни для невыспавшихся.
— Расскажешь почему ты ночевала на работе?
— Ох, я… — никогда не приходилось видеть, что бы наша Анютка так мялась. Она не хабалка и не грубиянка, но и за словом в карман не полезет.
— Ань, в чем дело? — пытаюсь заглянуть девушке в глаза, которые она старательно отводит.
— Я боюсь, — шепчет на выдохе и будто еще больше сжимается.
— Чего? — мои брови взлетают вверх. — Тебе кто-то угрожает?
— Я боюсь, что меня уволят, — она все таки поднимает на меня глаза.
— И за что же? — пытаюсь переварить услышанное. Что-то очень сомнительно, что Аню было за что увольнять. Бред какой-то. Но