Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот любопытно, это постановка? Сергей с господином Томбасовым столь удачно подгадали? Или же случайность?
Мотоцикл перестает сыто урчать. Дарт Вейдер снимает шлем. И широко улыбается всем:
— Утро доброе, — рокочет его голос.
— Да вы шутите! — в голосе Льва был гнев, была ярость.
Вот что они с Сергеем могли настолько не поделить?
— Вы дурака проваляли год, — был ответ самого дипломатичного из людей — Томбасова Олега Викторовича. — Он отдохнул. А теперь — вперед. Работать.
— Я не буду…
— Отлично, — хищно улыбнулся господин бизнесмен, глаза которого язвительно заблистали. — Я вас больше задерживаю. Какую внести сумму за неустойку и срыв концертов, вам сообщат мои адвокаты. Да, и сумму за аренду Крокуса со штрафами на троих раскидайте. Думаю, это не составит вам труда.
Певцы снова переглянулись. Пообщались.
— А какие еще предложения? — осторожно спросил Артур.
6-2
— Год вы работаете, как за заре туманной юности. Самоотверженно, как герои капиталистического труда. Организовываете всем нам сверхприбыль, закрываете долги по вашему проекту. Сами. Зарабатываете деньги. Много. Все честно делим. И тогда — через год — будем договариваться. Уже без штрафных санкций. Захотите на волю — отпущу.
Снова — глаза в глаза. Руки как крылья… Сергей не с ними, стоит поодаль и смотрит. С жадностью.
— Мы согласны, — говорит Лев.
А я выдыхаю с облегчением — услышав, какой тон выбрал Томбасов для беседы, я была уверена, что певцы откажутся.
Бывший солист делает несколько шагов вперед.
— Здравствуй, Сергей, — холодно говорит Лев. И в его зеленых глазах расстилается какая-то бесконечная тьма.
— Здравствуй, — с той же интонацией отвечает Сергей.
— Привет, — Иван улыбается широко и счастливо. На мгновение смущается, потом снова улыбается.
Артур выглядит скорее довольным, чем раздосадованным.
— Работаем, — командует господин Томбасов. — Все вопросы — через Олесю Владимировну. Вадим, поехали.
Бизнесмен удаляется, а мы остаемся, ошарашенно глядя вслед.
— А разговор на крыльце был, видимо за тем, чтобы полы не пачкать, если не договоримся, — вздохнул Лев. Уже не яростно, а как-то обреченно.
— Пошли работать, чего тут стоять, — Иван первый идет к двери.
— Вы собираетесь работать после того, как… — пытается завестись Лев, но уже как- то без азарта.
— Томбасов, конечно, тот еще, но… — начал Артур.
— Мы реально пели позорно на последнем концерте. И в записи рекламной разошлись. Это просто не вокал. — Иван огорченно покачал головой.
— Пошли, — принял решение Лев. — Год — так год. А там посмотрим.
Сергей, по-видимому, что-то хотел сказать, но… опять же промолчал.
Мы пересекли холл с лестницей, что вела на второй этаж в гостевые комнаты, повернули и оказались в эдаком мини концертном зале. Небольшая сцена, на которой притаился черный красавец-рояль и была расставлена аппаратура и стойки с микрофонами.
Лев привычно сел за концертный рояль, пальцы легко и лаская пробежались клавишам. Повелительный кивок — и начинаются эти бесконечные нудные ми-ми- ми. Но… Я закрываю глаза и понимаю, что это — красиво. И даже на уровне распевки-музыка.
— А что вы любите, Олеся Владимировна, — вдруг обращается ко мне Артур. Кстати, выглядит он по-прежнему погано, но голос звучит.
— Я? — улыбаюсь. — Бардов. Рок. Я много чего люблю.
— А что для вас спеть?
Ой, он обаяние включает, ты ж моя прелесть. Как говаривает моя подруга: «Не люблю мужиков, которые глазки лучше, чем я строят!»
А этот… тенор… явно в этом деле профи. Вон как сверкает, поганец.
— Так что?
Я давлю в себе грубое: «Вашу концертную программу чисто». Пожалуй, одной выволочки от Томбасова им на сегодня хватит.
Лев что-то наигрывает на рояле, Иван выдал Сергею распечатки с нотами. И они что-то увлеченно обсуждают. Безмолвно, тыкая пальцами в листы и переговариваясь взглядами.
— А нормальную партию можно? — Сергей пытается говорить тихо, но его так хорошо слышно. — Без вот этого ла-ла на одной ноте.
— Можно! — Иван просто сияет, начинает быстро писать по нотной бумаге, что-то напевая.
— Назовите песни, которые первые приходят вам в голову.
Настырный Артур никак не может угомониться.
— Аве Мария, «Марш юных нахимовцев», «Вместе весело шагать». И… «Крылатые качели».
— Вы пели в хоре! — радостно вопят они, все четверо, разом.
— Вы меня раскрыли, — улыбаюсь я. — По мнению моей мамы, хорошая девочка из хорошей семьи должна закончить музыкальную школу. Без этого никак.
— И вы?.. — Лев поднимает голову от рояля, лицо закрыто длинной гривой. Не перестает наигрывать. От вида длинных сильных пальцев, что нежно касаются клавиш можно просто захлебнуться слюной. Хорош… Как хорош!
— А? — я понимаю, что у меня спрашивают. — Я? Нет. Я бросила.
— Почему?
— Бунт.
— И вам позволили? — с таким ужасом в голосе говорит Иван, словно ему безжалостно сказали, что Бузову приняли ка хоровое пение в консерваторию.
— Да, — я с удивлением смотрю на него. Нет, с мамой мы, конечно, не разговаривали какое-то время, она обижалась. Но мое решение приняла.
6-3
Снова взгляды.
И я внезапно понимаю, кого они мне напоминают. Они как Клео, только в человеческом и мужском обличии. А с точки зрения эстетического наслаждения скорее всего и выиграют конкуренцию, прости, Клеопатра.
— А вы можете спеть «Крылатые качели»? — улыбаюсь я им.
Ну хотят мужчины показать класс и поразить даму. Вот пусть показывают и поражают. Что ж я буду им мешать?
— Слушай, — Иван смотрит на своих с детским восторгом. — Что ж мы про «Качели» забыли? И концертную программу не поставили.
— А ты их в детстве не напелся? — А вот Артур эту песню не любит, вон как скривило. А ты думал? Мало того, что перечислю песни, так еще и назову ту, которую ты любишь или умеешь петь? Ага, сейчас. Что ж я, зря ваши концертные программы отсматривала?
Кто кровожадный?! Я! Кому коварство второе имя? Мне!
Но ребята сдаваться не привыкли и вызов, судя по тому, как зашевелились — любили.
Лев оторвался от наигрывания чего-то страдальческого, похоже, собственного сочинения. У Артура заблестели глаза, он словно очнулся. Иван и Сергей, правда, как что-то расписывали на нотных листах, так и продолжили.