подвести под такую простую психологическую формулу?

– Конечно, нет. Такого зверя, как тип «чистого» преступника, практически не бывает. Агрессивно взвинченный неврастеник, капризный, эгоистичный мальчишка, даже пассивный преступник, который подвержен влиянию своей среды или семьи, не имея в себе на самом деле элемента преступности, – все эти типы редко можно встретить в чистом виде. Мы, конечно, не можем не принимать в расчет влияние окружающей среды, плохую школу или даже непросвещенность многих работников полиции и не считать их факторами, увеличивающими преступность. Но это отнюдь не психологическое определение, мистер Белл. Я надеюсь, что вы не это имели в виду.

– Эти ребята, мистер Уолш, убили другого мальчика.

– Да, я знаю об этом.

– Могли бы вы простить их поступок на том основании, что их родители неуравновешенные личности?

– Могу ли я простить убийство? – спросил Уолш.

– Да.

– Это ваше дело определять виновность, мистер Белл, а не мое. Я имею дело с живыми людьми, а не с их поступками.

Хэнк кивнул:

– Можно мне теперь повидать этого Ди Паче?

– Конечно, мистер Белл. – Когда он стал подниматься, телефон зазвонил вновь. – Черт бы его побрал, – буркнул он. – Бетти, возьмите, пожалуйста, трубку. Прошу сюда, мистер Белл.

* * *

У мальчишки были рыжевато-медные волосы, карие глаза, как у его матери, ее овал лица и ее рот – странно женственный для подростка, который уже становится мужчиной. Он был высок и мускулист, большие руки выдавали в нем уличного забияку.

– Если вы фараон, – сказал он, – то я не желаю с вами разговаривать.

– Я прокурор, – ответил Хэнк, – и будет лучше, если ты поговоришь со мной. Я буду обвинителем в вашем процессе.

– Значит, мне надо помалкивать. Хотите, чтобы я сам помог вам отправить меня на электрический стул?

– Я хочу узнать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.

– Ах вот что? Ну так идите и спросите у вашего Морреза. Может, он вам и расскажет. А я вам говорить ничего не обязан. Разговаривайте с моим адвокатом – мне их суд целых четырех назначил. Вот и идите к ним.

– С ними я уже говорил и они не возражают против того, чтобы я расспросил тебя и твоих приятелей. Ты наверное знаешь, что тебе грозит. Твои адвокаты тебе это объяснили.

– Мое дело будет разбирать суд для несовершеннолетних преступников.

– Нет, Дэнни, тебя будут судить вместе с другими.

– Ах вот как?

– Да. Твое дело будет рассматриваться в следующем месяце в суде округа. Тебе дадут возможность защищаться, но нянчиться с тобой никто не собирается. Ты убил человека, Дэнни.

– Ах так? Это вы еще должны доказать, мистер. Я не виновен, пока моя вина не доказана.

– Это верно. А теперь расскажи, что произошло вечером десятого июля?

– Я уже сто раз это рассказывал. Мы вышли пройтись. Чумазый на нас набросился и мы его прикололи. Это была самозащита.

– Мальчик, которого вы прирезали, был слеп. Неужели ты не понимаешь, что присяжные никогда не поверят, будто он напал на вас.

– А мне плевать, поверят они или нет. Все было так, как я говорю. Можете спросить Бэтмэна или Башню. Они вам скажут то же самое.

– Кто такой Бэтмэн?

– Апосто. Так его прозвали.

– Кто его так прозвал?

– Ребята из его клуба.

– Какая это банда?

– Вы же сами знаете. Чего вы меня подначиваете?

– Вопросы задаю я, – сказал Хэнк. – Как называется эта банда?

– «Альбатросы». – Дэнни помолчал: – И это не банда. Это клуб.

– Понимаю. А чем отличается банда от клуба?

– «Альбатросы» никогда ни к кому не лезут.

– В таком случае, что же вы делали в испанском Гарлеме вечером 10 июля, если не собирались ни к кому лезть?

– Мы вышли погулять.

– Ты, Башня, (это, вероятно, Рирдон) и Бэтмэн. Правильно?

– Да, – ответил Дэнни.

– Почему его называют Башней?

– Не знаю. Наверно, потому, что он высокий. И еще – очень сильный.

– А как называют тебя?

– Дэнни.

– А прозвище?

– А на что мне нужно прозвище? А уж если на то пошло, Дэнни – тоже прозвище. По-настоящему меня ведь зовут Дэниел.

– Зачем ты вступил в банду, Дэнни?

– Я не состою ни в какой банде.

– Ну, так в клуб?

– Я не состою ни в каком клубе.

– В таком случае что же ты делал с двумя «альбатросами» вечером десятого июля?

– Они позвали меня погулять, и я согласился. Вот и пошел. Это ведь не запрещено.

– Это нет, но убийство запрещено.

– Ну, это была самозащита.

– Дэнни, ты говоришь чушь, и ты знаешь это. Он же слепой.

– Ну и что?

– А вот что. Если ты будешь настаивать на своем, то я могу гарантировать тебе одно: ты попадешь на электрический стул.

Помолчав, Дэнни сказал:

– А вы разве не этого добиваетесь?

– Я добиваюсь правды.

– Я и сказал вам правду. Башня, Бэтмэн и я гуляли. Чумазый напал на нас, и мы его подкололи. Вот и вся правда.

– Ты ударил Морреза ножом?

– Конечно, я. Сволочь чумазая набросилась на нас, я ударил его четыре раза.

– Почему?

– Потому что хотел его ударить. Вы что же, думаете, я боюсь ударить ножом? Да я могу пырнуть любого, кто станет меня задирать.

– Слепого?

– А, бросьте вы! Слепой да слепой – надоело! Он на нас набросился.

– Как же он мог на вас наброситься, когда он вас не видел?

– Спросите его. Может, он нас слышал. А может, он вовсе и не был слепым. Может, он только притворялся, что слепой, чтобы...

– Дэнни, Дэнни!

– Откуда я знаю, чего он на нас набросился? Но он набросился, это факт. Ну и получил, что хотел. Но только уж «альбатросы» зря не пристанут. Они сами ни к кому не лезут, но уж если дело дойдет до драки, то увиливать тоже не станут.

– Хорошо, Дэнни. Вы втроем придумали это, и может быть, придумали не так уж плохо. Но только факты говорят о другом. Я думаю, у тебя хватит сообразительности изменить кое-что в своей истории, когда ты узнал факты.

– Я вам все рассказал, как было. Вы что, хотите, чтобы я вам соврал?

– Чего ты боишься, Дэнни? Кого ты боишься?

– Никого и ничего я на свете не боюсь. И вы это запомните. И вот что вам еще скажу. Хоть вы и говорите, что я отправлюсь на электрический стул, только вы ошибаетесь. Потому что этому не бывать. А вот на вашем месте я бы поостерегся.

– Ты мне угрожаешь, Дэнни?

– Просто советую.

– Неужели ты думаешь, я испугаюсь шайки малолетних хулиганов?

– Чего вы испугаетесь и чего нет, этого я