При этом все визиты Лисецкого были заранее спланированы его штабистами, которые тратили огромные суммы якобы на подкуп местной администрации, показывали Лисецкому графики его выступлений перед населением и в средствах массовой информации. Но графики срывались, вместо обещанных триумфов Лисецкого поджидали сплошные провалы. Все шло вкривь и вкось, хуже некуда. Оставшись наедине со своими сподвижниками, Лисецкий кричал на них и ругался матом. Он упрекал их в подлоге, обмане, воровстве и проституции, а они всю вину валили на губернаторов, которые из страха перед Ельциным в последнюю минуту нарушали договоренности и принимались бесстыдно крутить задом.

Ко всему добавлялись еще мелкие неприятности личного характера. Накануне поездки по совету Машеньки, состоявшей при нем пиар-технологом и одновременно визажистом, Лисецкий сделал подтяжку лица. Омолаживающие процедуры только входили в моду и, падкий на новизну, Лисецкий не устоял. Но видимо, у врачихи, рекомендованной Машенькой, не было достаточного опыта или препараты оказались скверного качества, только губы у Лисецкого стали какими-то деревянными, плохо слушались, и он несколько раз нечаянно прикусывал их до крови. Веки не закрывались, взгляд Лисецкого сделался немигающим, как у лягушки Он скверно спал ночами, глаза воспалялись и слезились. Машенька уверяла, что это скоро пройдет, но не проходило.

Между прочим, в этой поездке Лисецкий надеялся ее ублудить. Но его жена после сделанной им косметической операции что-то заподозрила и устроила ему сцену ревности. Пришлось брать ее с собой, забыв мечты о личной жизни. Машенька вдобавок ко всему оказалась вертихвосткой: кокетничала напропалую у него на глазах. Лисецкий злился и придирался к ней.

Всего с ним полетело сорок человек: штабисты, журналисты, помощники, консультанты и еще четверо уральских предпринимателей, которых Лисецкий приговорил к финансированию своей поездки. Бизнесмены надеялись заслужить благодарность губернатора и занять подле него заветное место, освободившееся с арестом Храповицкого. Один из претендентов, директор авиационного завода, предоставил для этой поездки самолет, который на его предприятии обустраивали по спецзаказу президента Калмыкии. Главный салон, предназначенный для первого лица, был чрезвычайно удобным: с большой спальней, туалетом и душем. Однако надпись «Калмыкия» на борту служила поводом для шуток в каждом регионе, куда прибывал Лисецкий. Он старался не обращать внимания.

...На Чукотке Лисецкий провел лишь сутки. Заместитель губернатора, видимо, не зная, как от него отделаться, пугал его надвигающейся метелью и опасностью застрять надолго. Застревать на Чукотке Лисецкий побоялся и направился в Магадан, где попал на юбилей города.

* * *

— Слово предоставляется губернатору Уральской области, который прибыл специально, чтобы поздравить нас с праздником! — объявил ведущий.

От такой наглости Лисецкого перекосило. Магаданская область по численности населения не превышала один уральский район, а по экономическим показателям еще ему и уступала. Тащиться сюда на праздник было смешно и нелепо. Но даже в такой дыре его не желали признавать кандидатом в президенты.

Натянуто улыбаясь, Лисецкий прошел к микрофону и, опершись о трибуну, откинул голову. Под взглядами публики и направленными на него телевизионными камерами он решил не ограничиваться банальными фразами, а преподать настоящий урок этим тупым чалдонам, показав уровень настоящего руководителя. Лисецкий поправил шелковый платок в нагрудном кармане, наморщил лоб и заговорил о тенденциях мировой экономики и кризисе высоких технологий. Уже через три минуты зал завозился и задвигался, послышался шепот и смех. Местные чиновники не понимали, о чем толкует уральский губернатор, к тому же им не терпелось покончить с торжественной частью и приступить к банкету. Лисецкий повысил голос, но это не помогло. На него не обращали внимания, его слова тонули в общем шуме. Еще несколько минут Лисецкий отчаянно боролся, потом сдался.

— Что ж, чувствую, пора закругляться, — горько заметил он, прервавшись на полуслове. Раздались одобрительные аплодисменты. — Желаю всем хорошо повеселиться, — едко прибавил Лисецкий, но его ирония осталась незамеченной.

С брезгливым выражением на красивом лице он вернулся на свое место.

— Животные, — пробормотал он жене.

Жена не ответила. Она с самого начала считала эту поездку пустой тратой денег, но свое мнение держала при себе.

— Я гляжу, не больно тут нашего уважают, — посетовал Плохиш сидевшему рядом мелкому магаданскому чиновнику, приставленному к уральской делегации в качестве гида. Плохиш уже успел угостить его рюмкой-другой и перейти на «ты».

— Так это он у вас в Уральске — бабай, — хмыкнул чиновник, — а нам он — нет никто. Приехал, уехал. У нас вон свой папка сидит.

Плохиш посмотрел в сторону приземистого магаданского губернатора, который так и лучился самодовольством.

— Тоже ниче, — одобрил Плохиш. — Мордастенький. Только малость на кабанчика похож.

— Страшнее папки зверя нет! — хихикнул чиновник. — Всю область под себя подмял. У нас тут все на рыбе завязано. Одной рыбой живем. А папка все промысла китайцам отдал, они нашу рыбу выгребают подчистую, браконьерствуют, как хотят. Местные артели только слюни глотают.

— А крыша у китайцев кто? — заинтересовался Плохиш.

— Да кто ж их знает? — пожал плечами чиновник. — Может, триада какая.

Связываться с триадой Плохиш не желал и предпочел эту тему оставить.

— Государству китайцы ничего не платят, — продолжал откровенничать чиновник. — Наличку прямиком папке несут, в чемоданах. Он уж миллиардером стал с тех пор, как его избрали. Видал мамкины бирюльки? — он кивнул на надутую некрасивую губернаторшу, усыпанную драгоценностями. — Да на эти камушки можно пол-Магадана купить.

— Значит, простой народ у вас пасется? — посочувствовал Плохиш. На улицах города он успел заметить пустующие облезлые дома с выбитыми стеклами.

— Совсем нас придушили, — пожаловался чиновник. — Раньше сюда за длинным рублем ехали. А теперь никаких заработков. Люди на материк бегут, квартиры с мебелью бросают — покупателей-то нет. Ужас, что творится. Центр нам деньжат не больно подбрасывает, они лучше сами украдут. Вот и выживаем, как можем. Перед вашим приездом целый месяц без тепла и света сидели, только на два часа днем электричество давали. Администрация не может долг энергетикам погасить, а вся область в темноте мерзнет. Зато мамка, говорят, виллу в Испании прикупила. Пять лет назад нянькой работала в детском саду, подгузники меняла, а сейчас вся в бриллиантах и вилла у нее в Испании.

— Как же вы такие праздники закатываете, если денег в бюджете нет? Даже фейерверк засобачили...

— Мамке спасибо! Папка поначалу и слышать не хотел, какой еще юбилей, пир во время чумы! Народ дразнить! Но мамка на дыбы встала — вынь да положь. Накупила добра — надо людям показывать, не в уборную же ей в бирюльках ходить. Эх, чует мое сердце, после этого праздника мы всю зиму без тепла куковать будем.