— А подруга твоя знает про ваши непримиримые разногласия с Виталиком?

— Да о них, наверное, все знают, кому не лень было вникать в наши высокие отношения. К слову, у него не только со мной не заладилось. Как-то ему с девушками не везёт. Подозреваю, из-за его очень хороших душевных качеств, но Виталик предпочитает думать, что это мы плохие. Прости, — спохватывается она, понимая, что наговорила лишнего. Но мне как раз это и на руку — её горячность и правдивый ответ.

— А раз знала, то почему не защитила, когда он к тебе приставать начал? Я, видите ли, опасный тип, чуть ли не рецидивист, которому номер телефона давать опасно, а Виталик — просто шутник с вечеринки?

Вижу, Бояркина моя задумалась. Снова носик сморщила забавно. Правда, в этот раз — напряжённо. У неё и брови на переносице сошлись, а губы сжались упрямо.

— Да, наверное, это так и выглядит. Возможно, она могла бы и заступиться. Но, видишь ли, Люда не лезет туда, где я могу самостоятельно справиться, и пытается оградить меня от потенциальной опасности, которая — неизвестный на нашей планете зверь. С Виталиком и так всё давно понятно.

— А со мной, значит, нет? — я вдруг почувствовал, что начинаю заводиться невольно, потому что не хотел даже близко стоять рядом с Виталиком.

— Ну, почему же? — улыбается она и я заворожённо наблюдаю, как на щеках у неё появляются крохотные ямочки. — Ты добрый, немножечко перфекционист, готовый побыть жилеткой на вечер. Не для всех, естественно. Ты довёз нас домой, терпел слишком шумную Людку и даже не нахамил ей ни разу, хотя мог — я точно знаю. Спасибо за всё, Богдан.

Она произносит благодарность так, что мне хочется её съесть. И «спасибо», и Бояркину. Искренне звучат её слова, по-настоящему.

— А телефончик? — спрашиваю я уже без всякой надежды.

Она улыбается так, что дух захватывает и мозги в кашу разбиваются.

— Записывай, — диктует цифры, а я стою, как истукан блаженный и не могу на девчонку наглядеться.

Вставило. Вштырило. Накатило волной. Так не бывает, а у меня есть. Ничего поделать с собой не могу.

— Повторять не буду, — грозится она.

— И не нужно, — всё же чувствую, как расплывается на лице моём улыбка, — у меня тоже хорошая память на цифры. Не идеальная и не абсолютная, но номер телефона понравившейся девушки я способен запомнить с первого раза.

— Ну, как знаешь, — машет она мне рукой и спешит скрыться. Я смотрю ей вслед, повторяя в уме набор цифр. Ещё никогда с таким удовольствием я не запоминал номера телефона. Это просто космос, как здорово!

Богдан

Я смс-ился, как пацан. Как одержимый зомби, у которого только одна задача: написать девчонке какую-нибудь хрень или банальщину, скинуть смайлик или картинку, пожелать доброго утра или спокойной ночи, спросить, что она делала, ела, о чём мечтала.

Поводов послать смс было миллион — я их ловил из воздуха и терялся во времени и пространстве. Дождаться ответа стало квестом: Илона отвечала не всегда, а часто — пачками на часть моих сообщений.

Это напоминало какую-то игру, где каждый из нас хотел если не выиграть, то хотя бы получить удовольствие от процесса общения.

У меня работа. У Илоны — учёба. На предложение встретиться, пересечься на неделе, она ответила твёрдым «нет». До выходных.

Я всё же решил её перехитрить, вырваться как-нибудь, подъехать к университету и умыкнуть, а до того времени устроил смс-марафон и сеанс вечерних видеозвонков.

— Островский, попахивает маньячизмом, — заявила Илонка во вторник. К тому времени она уже не зажималась, спокойно отвечала на звонки, вовсю язвила в смс-ках.

В среду она согласилась на свидание в субботу, наивно полагая, что я буду чинно, как мальчик-зайчик из церковного хора ждать до выходного. Но за то время, пока мы с Илонкой пикировались, я вошёл в нужное состояние, познал дзен и даже папины наезды воспринимал стоически. Мне стало как-то немного всё равно. Его пресс давил, а я ничего не ощущал — ни досады, как раньше, ни желания доказывать, спорить, прыгнуть выше головы.

Всё равно это бесполезно — папе ничего не докажешь. Лучше плыть по течению и продумывать собственную стратегию развития. Уже идея подняться с нуля не казалась мне такой уж и безумной.

У меня появилось некое пространство, куда отцу не было ходу. Я отгородился не ширмой, а практически пуленепробиваемым стеклом.

— Чем ты занят, Богдан? — спросил родитель на третий день моего пребывания не в себе. — Что-то ты странно притих.

— Работаю, — безразлично пожал я плечами. — Выполняю все твои распоряжения и стараюсь во благо процветания общего дела.

— Это как раз и странно, — пронзил он меня подозрительным взглядом, но углубляться в детали не стал. Молодец. Потому что я б ему не позволил влезать туда, куда ему хода нет. Пусть вон своими устарелыми методами рулит. Ему спокойнее, для души приятнее, никто поперёк слова не говорит. Идеальная реальность, которая нравилась ему и только ему.

— Я бы хотел, чтобы ты ответственно относился к тем проектам, которые ты ведёшь.

Куда уж ответственнее, папа?! — хотелось гаркнуть мне. — Ты зарубил на корню три моих новшества, не дал протестировать одну очень перспективную программу и облегчить труд целого отдела, который при желании можно заменить парой-тройкой человек в офисе и двумя-тремя — на удалёнке.

Но о дистанцировании отец и слышать не хотел. Он любил быть кукловодом, держать в руках все нити, дёргать за них и смотреть, кто в какую позу перед ним раскорячится.

— Я выполняю все твои указания, работаю по проверенным методикам. Прогнозы средние, но тебя всегда устраивали, а поэтому всё под контролем. Твоим, естественно. Всё прозрачно. Ты можешь посмотреть, внести коррективы, сделать замечания, которые, естественно, примут к сведению и проведут работу над ошибками. Я займу лидирующую позицию, — предвосхитил я его вопросы о моей роли во всём этом балагане, — встану впереди колонны и возглавлю желающих идти к процветанию.

— Веселишься? — хмыкнул отец. — Ну-ну. Это неплохо на самом деле. Главное, чтобы веселье сочеталось с твоей работоспособностью.

— Я буквально горю, — заверил я отца и уткнулся в телефон — там мне смс от Бояркиной пришло. А это означало, что папуля мог встать на пьедестал, вещать хоть три часа — мне пофиг. У меня тут пульсирует новорождённое чудо, что наполняет меня просто невероятной энергией, которую я не собирался тратить на замшелые офисные проекты, на которых пора бы крест поставить, а не печать «в разработку».

В четверг я раскидал все дела, закрыл кабинет, сел в машину и подкатил к университету. К тому времени я выучил расписание Бояркиной наизусть, знал, когда у неё пары, лекции и практические занятия, выучил её ритм жизни, умилялся её работоспособности и рвению к знаниям, уважал её многочасовые сидения в библиотеке и то, как она готовилась к летней сессии, которая вот-вот грозилась свалиться ей на голову.