Внезапно Полина засмеялась – смех ее тоже был чужим. А потом громко, отчетливо произнесла: «Вчера наступит завтра». От этой странной, зловещей фразы у меня мороз побежал по коже. Что она может означать? Что там вообще происходит?

Тело Полины пронзила судорога, такая сильная, что ее подбросило на месте. Я с трудом удержал ее за плечи. Она качнулась вперед и опять что-то забормотала.

Наверное, такие сеансы должны проходить под наблюдением специалиста. А какую помощь я смогу ей оказать, если что-то пойдет не так? Да и откуда мне знать, так оно идет или нет?

Я опустил ее плечи, сел напротив, взял за руки. Ее лицо приняло безмятежное выражение. Дышала она спокойно, ровно. Может, я напрасно так встревожился? На лице ее появилась счастливая улыбка. Я бы даже сказал: улыбка влюбленного человека. Я сжал ее руку – странно, она ответила на это рукопожатие и открыла глаза.

– Слава богу! – выдохнул я, – наконец-то наши мучения закончились. – Ну как ты, Полинка?

Но оказалось, что она меня не слышит. Рано я обрадовался, из транса Полина не вышла. Она снова закрыла глаза и начала мерно раскачиваться – в такт ее движениям поскрипывало кресло. Вынести это было невозможно. Я посмотрел на часы. Прошло всего двенадцать минут с начала сеанса. Я думал, гораздо больше. Дать ей еще пару минут или уже можно разбудить? Двенадцать минут – это много или мало? Для меня оказалось непосильно много, а для Полины? Что она успела пережить за эти двенадцать минут?

Полина снова улыбнулась своей влюбленной улыбкой и вздохнула. Я осторожно провел рукой по ее щеке – никакой реакции не последовало. Я слегка сжал ее руку – ничего. Ладно, немного еще подожду. Вроде она чувствует себя неплохо. Но не успел я так подумать, как ее лицо исказилось, словно от боли, Полина пронзительно вскрикнула и перестала дышать.

Я был готов к любым поворотам, когда мы начинали сеанс, и потому не растерялся, хоть и очень испугался. Сорвал с нее плеер, подхватил на руки, перенес на небольшой диванчик в углу и приготовился делать искусственное дыхание. Но тут ощутил поцелуй на своих губах. Полина глубоко вздохнула и вышла из транса.

Я был совершенно счастлив, что все благополучно закончилось. Вот только не понял, мне ли предназначался ее поцелуй. И ее ли это был поцелуй, а не того, в чьей жизни она побывала.

Я помог ей перейти за стол на рабочее место. Сам сел напротив, придвинув стул. Выглядела Полина вполне нормально. Я тихо радовался. Думал напоить ее чаем, чтобы она окончательно пришла в себя, и тогда уже начать разговор, но тут она меня огорошила просьбой:

– Дай мне, пожалуйста, зеркало.

Сначала я подумал, что ослышался, потом не на шутку испугался.

– Да нет, со мной все в порядке, – поспешила меня успокоить Полина, поняв, о чем я подумал. – Просто дай зеркало и все.

Я снял со стены небольшое зеркало – оно у нас висело над диванчиком – поставил на стол перед Полиной, придерживая за верхний край. Она провела рукой по своему отражению, которого не могла увидеть, долго молчала, о чем-то задумавшись.

– Ладно, повесь на место, – сказала она наконец. Настроение у нее явно испортилось. – Просто хотела проверить одну штуку. – Полина через силу улыбнулась. – Перед тем как вернуться, а вернее, незадолго до этого, я увидела свое отражение в зеркальной двери магазина. То есть не свое, конечно, а того, кем я в тот момент была. Помню это ощущение: толкнула зеркальную дверь рукой – и тут увидела это лицо.

– Чье лицо? – с тревогой за ней наблюдая – она снова принялась водить рукой по поверхности зеркала, – спросил я.

– Ничье. Мне показалось… Нет, ничего. – Полина легонько оттолкнула зеркало, показывая жестом, чтобы я его убрал.

Повесив зеркало, я предложил ей вместе выпить чаю, но она отказалась. Настроение у нее испортилось окончательно. Сидела, нахмурившись, и о чем-то думала. Я решил ей не мешать, пусть спокойно придет в себя. А пока все же заварил чай. Вдруг потом ей захочется.

– Видишь ли, – заговорила она после бесконечно долгого молчания, – кто тогда погиб: твой брат или какой-то другой человек – я так и не смогла понять. Там, на дороге, с плеером, был молодой парень, наверное Стас. Но потом… В его мыслях… Нет, я не знаю, как объяснить. – Она в задумчивости побарабанила пальцами по столу – меня передернуло: у нее никогда не было такой привычки, зато у Стаса она была. Папу это совершенно выводило из себя. – Этого молодого парня я видела как бы глазами другого, и он был старше, гораздо старше. Я была им, этим взрослым человеком, и в то же время тем молодым парнем на дороге, наверное Стасом. Ничего не понимаю! – Она опять забарабанила пальцами по столу. – Один образ накладывается на другой. Такого никогда еще не было. – Расстроившись, Полина замолчала.

– А что значит фраза: «Вчера наступит завтра»? – спросил я. Эта фраза своей необъяснимой странностью меня мучила, но задал я этот вопрос не потому. Я хотел расшевелить Полину, направить ее мысли в другое русло.

– Откуда ты узнал? – удивилась Полина.

– Это была единственная фраза, которую ты произнесла четко. Так что она означает?

– Не знаю. Это было написано на обороте фотографии Алевтины.

– А кто такая Алевтина?

– Жена убитого и… – Полина опять улыбнулась той самой улыбкой влюбленного человека. – Он ее очень любил.

– Кто, муж?

– Да нет! – Она нетерпеливо тряхнула головой, возмущаясь моей непонятливости – видно, еще не до конца отошла от своего путешествия. – Тот, кем я была. Но нужно все рассказать по порядку. Не знаю, с чего начать.

Я опять предложил ей чаю, она опять отказалась.

– Да не могу я пить горячий чай в такую жару! – Полина помахала перед собой ладонью, как веером. – Духота невозможная! Сейчас бы мороженого, – мечтательно проговорила она. А я внутренне возликовал, что легко могу осуществить ее желание. Достал из холодильника большую пачку мороженого, положил на блюдечко, поставил перед Полиной и сунул ей в руку ложку.

– Пожалуйста!

Полина рассмеялась.

– Я и не знала, что у нас есть мороженое.

– Да я еще пару дней назад купил, но совсем об этом забыл.

Мы поели мороженого. Полина с сосредоточенным видом, задумавшись, постукивала по блюдцу ложкой, выбивая какой-то ритм. И вдруг я понял, какой это ритм. Мои черные колокола! «Black Sabbath».

– Теперь и меня они будут преследовать, – сказала она. – Первое, что я услышала, как только начала работать с плеером, были эти «Колокола», они и привели меня к дороге. Я смотрела на твоего умирающего брата и вдруг поняла, что это не я смотрю, а кто-то другой, тот, кем я стала. Он смотрел на Стаса с такой отчаянной болью, которую не заглушить никогда. А «Колокола» все звучали. И усиливали боль. Когда выносить это стало просто невозможно, я… вернее, он повернулся и пошел и вдруг оказался здесь, в нашем офисе. Во всяком случае, обстановка была очень похожей – я еще помню, как все это выглядит, – Полина грустно улыбнулась. У меня защемило сердце, я взял ее за руку, но она покачала головой. – Не надо, все нормально, я просто хотела объяснить… Ну вот. Был уже вечер, начало одиннадцатого. Не знаю, почему этот человек – тот, которым я стала, – решил задержаться на работе. Наверное, ему было грустно оттого, что все остальные утром улетели отдыхать в Болгарию. День был очень жаркий, совсем, как сейчас, и вечером не стало легче. Я… то есть он, просто умирал от духоты. Открыл все окна. И тут зазвонил телефон. Человек, который ему позвонил, Сотников Владимир Петрович, говорил очень сбивчиво – кажется, был сильно напуган. Он сказал, что его собираются убить, вероятно, кто-то из его бывших пациентов. Он врач, нарколог, работает в реабилитационном центре на улице Володарского.