Первое упоминание о Джоне Гэбриэле прозвучало в тот вечер,когда Карслейк сказал Терезе, что в результатах дополнительных выборов виноватысами консерваторы.

Кандидатом от консервативной партии был сэр Джеймс Бредуэллиз Торингтон-парка, человек довольно состоятельный и закоренелый тори ствердыми принципами. Ему было шестьдесят два года, отличался прямотойхарактера, но, к сожалению, не обладал ни живым темпераментом, ни быстройреакцией, ни ораторским даром и становился совершенно беспомощным, когда егопрерывали вопросами, скептическими репликами или просто выкриками.

– На трибуне он был просто жалок, – рассказывал Карслейк. –Крайне жалок! Бесконечные «э-э-э», и «а-а-а», и «гм»! Разумеется, мы самиписали для него все выступления на ответственных собраниях, а в его поддержкувсегда выступал наш подготовленный оратор. Все это прошло бы на ура лет десятьназад: славный, честный малый, из здешних мест и к тому же джентльмен. Нотеперь... теперь им нужно нечто большее.

– Неужели мозги? – предположил я.

Карслейк, похоже, особого значения мозгам не придавал.

– Нужен ловкий, хитрый малый, который за словом в карман неполезет, сумеет всех рассмешить и наобещать с три короба. Старомодный пареньвроде Бредуэлла слишком для этого совестлив. Он не станет обещать, что укаждого избирателя будет свой дом, что война кончится завтра и что у каждойдомохозяйки появится в доме центральное отопление и стиральная машина.

– А кроме того, – немного помолчав, продолжал Карслейк, –существует закон маятника. Мы были у власти слишком долго! Любая переменажеланна! Наш оппонент Уилбрэхем – человек компетентный и честный. До войны былшкольным учителем, освобожден от армии по инвалидности. Уилбрэхем – краснобай.Он расписывал, что будет сделано для тех, кто вернется из армии, ну и, конечно,обычная болтовня про национализацию и здравоохранение. В общем, свое дело онсделал. Прошел большинством голосов – более двух тысяч. Такое случилось вСент-Лу впервые. Мы все, доложу я вам, были просто потрясены Так что теперь нампридется постараться Мы должны вытеснить Уилбрэхема.

– Он популярен?

– Так себе. Он прижимист, но добросовестен и умеетдержаться. Победить его будет нелегко. Нам придется засучить рукава и энергичнодействовать по всему району.

– Вы не допускаете, что победят лейбористы?

– До выборов тысяча девятьсот сорок пятого года мы в Сент-Лувообще не допускали такой возможности. Но теперь лейбористы не пройдут. Всеграфство прочно поддерживает Черчилля – заявил уверенно Карслейк. – Однакопрежнего преобладающего большинства у нас уже не будет. Конечно, многое зависитот того, как пойдут дела у либералов. Между нами говоря, миссис Норрис, я неудивлюсь, если число их сторонников будет значительным.

Я искоса взглянул на Терезу. Она всячески стараласьизобразить увлеченность политикой.

– Убежден, миссис Норрис, – горячо заверил ее Карслейк, –что в нашем деле вы будете великолепной помощницей.

– Боюсь, я не очень искушенный политик, – пробормоталаТереза, – Нам всем придется немало потрудиться, – произнес Карслейк бодрымтоном и вопросительно посмотрел на меня.

Я немедленно предложил писать адреса на конвертах.

– Руками я пока еще могу работать.

Карслейк смутился и опять начал покачиваться на каблуках.

– Превосходно! – сказал он. – Превосходно! Где это вас? ВСеверной Африке[2]?

– На Хэрроу-роуд, – ответил я.

Это его добило. Он окончательно смутился, так, что на негожалко было смотреть.

– А ваш муж, – хватаясь за соломинку, обратился он к Терезе,– он нам тоже будет помогать?

– Боюсь, что нет. – Тереза покачала головой. – Он коммунист.

Скажи она, что Роберт – черная мамба, даже тогда Карслейк немог бы расстроиться больше. Он прямо-таки содрогнулся.

– Видите ли, – пояснила Тереза, – он художник.

Карслейк немного повеселел. Художники, писатели, что с нихвзять...

– Понимаю, – произнес он великодушно. – Да-да, понимаю.

– Ну вот! – с облегчением вздохнула Тереза, когда Карслейкушел. Теперь Роберт от всего этого избавлен.

Я сказал Терезе, что она совершенно беспринципна.

Ее это нисколько не смутило. Когда пришел Роберт, онасообщила ему, какую политическую веру он исповедует.

– Но ведь я никогда не был членом коммунистической партии!запротестовал Роберт. – Просто мне нравятся их идеи. И, по-моему, вся ихидеология правильная.

– Вот именно, – подхватила Тереза. – Как раз это я и сказалаКарслейку. Время от времени будем оставлять на подлокотнике твоего креслаоткрытый томик Маркса. И тогда ты будешь в полной безопасности – никто нестанет к тебе приставать.

– Все это очень хорошо, – не очень уверенно произнес Роберт,– но, предположим, что за меня примется другая сторона.

– Нет, – разубеждала его Тереза. – Насколько я понимаю,лейбористы боятся коммунистов еще больше, чем тори.

– Интересно, – сказал я, – что представляет собой нашкандидат.

Дело в том, что Карслейк избегал этой темы. Тереза как-тоспросила его, будет ли сэр Джеймс баллотироваться на этот раз.

– Нет, – покачал головой Карслейк, – не будет. Нам предстоитсерьезная борьба. Уж и не знаю, как все пойдет. – Он выглядел оченьозабоченным. Наш кандидат не здешний.

– Кто же он?

– Некто майор Гэбриэл. У него Крест Виктории.

– За эту войну? Или за прошлую?

– О, конечно, за эту! Он довольно молодой человек, деттридцати четырех. Превосходная военная характеристика. А орден получил за«необыкновенное хладнокровие, героизм и верность долгу». Во время атаки уСалерно под шквальным огнем противника командовал передовой пулеметной точкой.Все из его расчета, кроме одного, были убиты. Он и сам был ранен, но продолжалдержаться, пока не израсходовал все патроны, и только тогда отступил наосновную позицию. Уничтожил ручными гранатами много солдат противника и вытащилв безопасное место раненого бойца, единственного оставшегося в живых из своегорасчета. Звучит, не правда ли?! К сожалению, внешность у него неказистая:невысокий, вида никакого.