– Не повезло!

Странно, но это было первое проявление сочувствия, котороеменя не обидело. Оно прозвучало так естественно...

– Скажите, пожалуйста, – поинтересовался я, – вы и сКарслейком так откровенны?

– С этим ослом? О Господи, конечно нет!

Потом я немало размышлял о том, почему Гэбриэл такразоткровенничался именно со мной, и пришел к выводу, что он был одинок. ВСент-Лу он, в сущности, разыгрывал (и очень успешно!) спектакль, но у него небыло возможности расслабиться в антрактах. Разумеется, он знал, должен былзнать, что неподвижный калека всегда в конце концов оказывается в ролислушателя. Я хотел развлечений, и Джон Гэбриэл охотно мне их предоставил, введяза кулисы своей жизни. К тому же по своей натуре он был человеком откровенным.

С некоторой долей любопытства я спросил, как к немуотносится леди Сент-Лу.

– Превосходно! – воскликнул он. – Превосходно! Черт бы еепобрал!.. Это один из способов, каким она действует мне на нервы. Ни к чему непридерешься – как ни старайся: она свое дело знает. Эти старые ведьмы... Ужесли они захотят нагрубить, они будут такими грубыми, что у вас дух захватит...Но если они грубить не пожелают – их ничем не заставить.

Меня удивила страстность его речи. Я не понимал, какое емудело до того, груба к нему или нет такая старуха, как леди Сент-Лу. Разве емуне все равно – ведь она принадлежит ушедшему столетию.

Я все это высказал Гэбриэлу, и он как-то странно, искосавзглянул на меня.

– Вы и не поймете, – резко бросил он.

– Пожалуй, что не пойму.

– Я для нее просто грязь.

– Но, послушайте...

– Она смотрит как-то сквозь тебя. Ты не идешь в счет.

Тебя для нее просто-напросто не существует... Что-то вродеразносчика газет или посыльного из рыбной лавки.

Я понял, что тут как-то замешано прошлое Гэбриэла.

Какая-то давнишняя обида, нанесенная сыну водопроводчика.

Он предвосхитил мои мысли.

– О да! Это у меня есть. У меня обостренное чувствосоциального неравенства. Я ненавижу этих высокомерных дам высшего класса. Онизаставляют меня почувствовать, что я никогда не поднимусь до их уровня. Для нихя навсегда останусь грязью, что бы я ни сделал. Видите ли, они знают, что япредставляю собой на самом деле.

Я был поражен. На мгновение он дал мне заглянуть в глубинуего обиды. Там была ненависть – безграничная ненависть. Я невольно задалсявопросом, какой инцидент из прошлого Джона Гэбриэла продолжает подсознательнотерзать его.

– Я знаю, что на них не стоит обращать внимания, – продолжалГэбриэл. – Знаю, что их время прошло По всей стране они живут в обветшалых,разрушающихся домах, и доходы их превратились практически в ничто. Многие дажене могут нормально питаться и живут на овощах со своего огородика. Прислугинет, и большинство из них сами выполняют всю домашнюю работу. Но у них естьчто-то такое, чего я не могу уловить... и никогда не уловлю. Какое-тодьявольское чувство превосходства. Я ничуть не хуже, чем они, а во многихотношениях даже лучше, но в их присутствии, черт побери, я этого не чувствую!

Он неожиданно рассмеялся.

– Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо быловыпустить пар. Он посмотрел в окно. – Какой-то невсамделишный, пряничныйзамок... Три старые каркающие вороны... и девушка будто палку проглотила...такая чопорная, что и слова не вымолвит. Видно, из тех, кто почувствуетгорошину сквозь ворох перин.

Я улыбнулся.

– Мне всегда казалось, что «Принцесса на горошине» –чересчур уж разумный образ.

Гэбриэл ухватился за эти слова.

– Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И ониотносятся к ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из волшебнойсказки... Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти икрови. Достаточно посмотреть на ее рот!

В этот момент появились Тереза и Карслейк. Вскоре нашипосетители откланялись.

– Жаль, что он ушел, – сказала Тереза. – Мне хотелось бы сним поговорить.

– Думаю, нам теперь придется видеть его часто.

Тереза внимательно посмотрела на меня.

– А ты заинтересовался! – заметила она. – Верно?

Я немного задумался.

– Это же первый раз! – воскликнула она. – Самый первый! Стех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либоинтерес.

– Вероятно, политика интересует меня больше, чем япредполагал.

– О нет! – заявила Тереза. – Это не политика. Тебязаинтересовал человек.

– Да, он, безусловно, личность яркая, – признал я. – Какжаль, что Гэбриэл так уродлив!

– Пожалуй, он уродлив, – задумчиво сказала Тереза, – но в тоже время очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самомделе привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.

– Ну и ну! Поразительно! Никогда бы не подумал; что подобныйтип привлекает женщин!

– И ошибся бы, – заявила Тереза.

На следующий день к нам пришла Изабелла Чартерно с запискойдля капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на садовой террасе, залитойсолнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад и, пройдя вдоль террасы,села около меня на каменную резную скамью.

Будь это леди Трессилиан, я мог бы заподозрить в этомпроявление жалости, словно к хромой собаке. Но Изабелла не выказывала никакогоинтереса к моему положению.

Вообще я не встречал человека, у которого интерес кокружающему отсутствовал бы в такой степени. Какое-то время Изабелла сидела, непроронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.

– Мне тоже, – отозвался я. – Однако вы не очень загорели.

– Я сильно не загораю.

Кожа Изабеллы в ярком солнечном свете была восхитительна инапоминала белизну цветка магнолии. Я невольно отметил гордую посадку головыдевушки и понял, почему Гэбриэл назвал ее принцессой. Мысль о Гэбриэлезаставила меня спросить:

– Вчера майор Гэбриэл обедал у вас, не правда ли?

– Да.

– Вы были на собрании, в Спортивном комплексе?