– Отвлекаю от ужина? Да какой там ужин! Бутерброд в компании телевизора! Мы еще с вами поговорим, – пригрозил Александер и бросил трубку.

Это был удар ниже пояса. Хюльда всегда была одиночкой среди мужчин, большей частью женатых, а то и не первым браком, с большими семьями. Она уже не впервые слышала что-то подобное – все эти безвкусные шуточки на ее счет и даже неприкрытая агрессия. Хюльда и сама могла быть довольно резка с людьми. Дело в том, что за годы службы в полиции ей пришлось нарастить крепкую броню, чтобы выжить в мужском коллективе, и оказалось, что это почему-то давало ее коллегам право не стесняться в выражениях.

Хюльде, конечно, стоило выбросить из головы гадкое высказывание Александера по поводу ее бутерброда на ужин в компании телевизора, но оно не на шутку ее задело, поэтому неожиданно для себя она решила позвонить Пьетюру из клуба любителей активного отдыха. Она всегда считала его просто другом, а совсем не ухажером, хотя посторонние наверняка и воспринимали его таковым. Хюльде же казалось, что их отношения слишком платонические, чтобы это слово было применимо к Пьетюру. Когда они познакомились, Хюльда подумала, что, будь она лет на двадцать-тридцать помоложе, ей было бы гораздо проще перейти от невинных поцелуев в щечку к чему-то более серьезному.

И все же, когда Хюльда звонила ему, она порой смущалась, как школьница. Но, вероятно, это и было признаком того, что их отношения развиваются в правильном направлении и, возможно, со временем и выльются в нечто большее.

Пьетюр, как обычно, ответил после первого же гудка. Его голос был бодр, а тон наполнен чуткостью.

– Я подумала, – начала Хюльда смущенно, – может, ты зайдешь ко мне на кофе сегодня вечером?

В ту же минуту ее постигло сомнение – поймет ли ее Пьетюр правильно? Ни с того ни с сего – кофе, да еще в такой час. Она уже собиралась было добавить, что не предлагает ему остаться на ночь, но прикусила язык в надежде, что он и так не станет искать в ее приглашении потаенных смыслов.

– Ну конечно, – сразу ответил Пьетюр без тени сомнения.

Хюльде импонировала его способность моментально принимать решения, не зацикливаясь на деталях и не делая из мухи слона. И все же сегодня их отношения выходили на некий новый виток – ведь никогда раньше Хюльда не приглашала Пьетюра к себе в гости. А вдруг ей станет стыдно за свою квартирку? Ведь ее не сравнить с домом с большими окнами и садом, в котором Хюльда жила на Аульфтанесе. Ну да, возможно. Но дело даже не в этом. Она возвела вокруг себя защитную стену, за которую пока не хотела пускать Пьетюра. Но сегодня ей вдруг стало невыносимо находиться одной, и она дала слабину.

– Мне прийти прямо сейчас? – спросил Пьетюр.

– Да, приходи. Сможешь?

В общении с ним Хюльда становилась на удивление неуверенной в себе, хотя в иных обстоятельствах решимости ей было не занимать.

– Смогу. Где ты живешь?

Хюльда скороговоркой продиктовала свой адрес и добавила:

– Пятый этаж. Мое имя на звонке.

– Лечу, – сказал Пьетюр и повесил трубку, не прощаясь.

– А я уж думал, ты меня к себе так никогда и не пригласишь, – с порога сказал Пьетюр.

Почти семидесятилетний, он был постарше Хюльды, но для своего возраста выглядел хорошо – не сильно моложе своих лет, но и не старше. Седая борода, по мнению Хюльды, делала его слегка похожим на Деда Мороза, и при виде Пьетюра она каждый раз представляла себе, как мог бы выглядеть Йоун в семьдесят лет.

Не успела Хюльда оглянуться, как Пьетюр уже вошел в гостиную и уселся в ее любимое кресло. Она даже почувствовала легкий укол ревности – ведь это ее место! Однако Хюльда смолчала и предложила своему гостю кофе.

– Будь добра, без молока.

Пьетюр был врачом. Не вдаваясь в подробности, он рассказывал Хюльде, что вышел на пенсию относительно рано – когда ему было шестьдесят. В тот период его жена заболела, но они прожили вместе еще несколько счастливых лет. Дальнейших вопросов Хюльда ему не задавала – не хотела, чтобы он заново переживал горечь утраты. А сама она ограничилась тем, что рассказала Пьетюру о том, что ее Йоун скоропостижно скончался, когда ему было слегка за пятьдесят, и надеялась, что и Пьетюр не станет бередить ее раны излишними расспросами.

– Йоун мог бы еще жить и жить, – только и добавила она.

Пьетюр был вежлив в общении, но обладал решительным характером, что, как предполагала Хюльда, делало из него отличного врача. По крайней мере, он производил впечатление успешного человека. Пьетюр как-то пригласил Хюльду к себе в гости в Фоссвогюр[8]. Он жил в просторном доме с высокими потолками, где в гостиной стояла изысканная мебель, а стены были украшены картинами. Названия на корешках книг на полках красноречиво говорили о разнообразных интересах хозяина, а рояль посреди комнаты – о его неравнодушии к музыке. Сказать правду, Хюльда вполне могла представить себя живущей в этом огромном доме, где все дышит уютом и просвещенностью. Она могла бы продать свою квартирку, расплатиться с долгами и наслаждаться заслуженным отдыхом в Фоссвогюре. Почему бы и нет?

– Ну и денек у меня сегодня выдался, – как бы невзначай заметила Хюльда, выходя на кухню за кофе, который уже успела сварить.

Вернувшись в гостиную, она протянула чашку Пьетюру. Тот улыбнулся, не произнося ни слова и явно ожидая продолжения рассказа. Хюльда вновь отметила для себя его выдержку и умение слушать – Пьетюр был хирургом, но из него, как казалось Хюльде, получился бы и отличный психоаналитик.

– Я ухожу с работы, – промолвила она наконец, когда пауза затянулась.

– Ну да, рано или поздно это должно было случиться. Теперь ты наконец-то сможешь получать удовольствие от жизни. Так что все не так и плохо.

Вот уж кто получал удовольствие от жизни, так это Пьетюр. В этом Хюльда не сомневалась и даже немного завидовала ему. Врач с успешной карьерой за плечами явно смог накопить на безбедную старость.

– Да, это было ожидаемо, – согласилась она вполголоса, – но не так сразу. – Лучше рассказать ему все как есть, без прикрас. – Мне придется уйти прямо сейчас – вернее, через две недели. На мое место берут какого-то молодого парня.

– Вот это да. И ты даже не возражала? Не могу себе этого представить.

– Ну… – начала Хюльда, мысленно ругая себя за то, что не проявила большей твердости, когда Магнус сообщил ей о своем решении. – Мне все же позволили заняться одним делом – под занавес, так сказать.

– Вот как? Что-то интересное?

– Убийство… я полагаю.

– Да что ты! Две недели на то, чтобы раскрыть дело об убийстве? Не боишься, что тебе это не удастся и потом будешь мучиться, когда выйдешь на пенсию?

Вот об этом-то Хюльда не подумала, но в словах Пьетюра был резон.