слабостями врага. Мне нет никакого дела до твоих обстоятельств.

— …ублюдок…

— Или не провоцировать — означает не говорить ничего такого, что заставило бы его вспомнить прошлое? Ты это имел ввиду?

Наоэ моментально напрягся, как Косака и рассчитывал.

— Ну как, тебе уже удалось дорваться до его тела? — пренебрежительно спросил он.

Наоэ замер. Косака ухмылялся, довольный тем, что видит его насквозь.

— Пока нет, как я погляжу.

Наоэ промолчал, только взгляд стал острым и колючим.

— А Кагэтора-доно, оказывается, великодушный человек, — всё смеялся Косака, — раз держит при себе такое чудовище. Двуличного монстра, который притворяется бескорыстным защитником, в то время как сам исходит слюной от желания. Признайся — ты же спишь и видишь, как бы затащить его в постель. Примеряешься, выжидаешь момент… А Кагэтора-доно, бедняжка, и не подозревает, что является объектом вожделения своего слуги. Хотя… Может, как раз наоборот? Вдруг он всё знает и нарочно соблазняет тебя?

— Молчи, Косака! — голос Наоэ взорвался гневом. — Меня ещё ладно, но оскорблять господина Кагэтору я тебе не позволю!

— Ха! Кто бы говорил… — Косака глядел искоса, с издёвкой. — Ты хоть сам понимаешь, насколько ты ненормален? Это ты позоришь своего господина, и никто иной. Как часто в своих мыслях ты брал его силой? Сколько раз ставил на колени?

Рука Наоэ взлетела в воздух, но Косака тут же поймал её, ладонью удерживая занесенный кулак.

— Глупец… — Косака с силой оттолкнул пойманную руку и, напоследок растянув губы в усмешке, развернулся, чтобы уйти. — Как только Наримаса объявится в Тояме, Иккосю начнут действовать. До тех пор можете делать, что хотите — хоть по музеям ходить, но потом нам, возможно, придется встретиться опять.

— Куда ты собрался?

— А это уже не твоё дело, — Косака холодно глянул на него через плечо. — Таскайся и дальше за своим Кагэторой, как хвост… господин Трусливый Волк.

Оставив Наоэ бессильно стискивать кулаки, Косака зашагал прочь по зеленой аллее и вскоре скрылся из виду. «Хоть бы за кофе заплатил», — мысленно обругал его Наоэ, а потом вдруг вспомнил сказанные только что Косакой слова. «Это ты позоришь своего господина…»

Наоэ крепко зажмурился, словно оспаривая действительность. «Сколько ещё я смогу продержаться?»

…Под напором чувств, которые должен был давно в себе изжить… «Теперь, когда ты здесь, прямо у меня перед глазами… Как долго?.».

Вернувшись в кафе, Наоэ нашел Такаю там же, где оставил. Тот давно осушил свой бокал и сидел теперь, подперев голову рукой, глядя перед собой в пространство — должно быть, всё ещё злился на Косаку. Наоэ невольно замедлил шаг, не решаясь приблизиться — таким прекрасным показался ему отсюда этот взгляд. Пронзительно острый, грозящий обжечь любого, на ком бы ни остановился, он был подобен совершенному, сияющему лезвию…

«Я не имею права осквернять это существо».

Наоэ стиснул зубы и спрятался под маской равнодушного спокойствия. Нельзя было, чтобы Такая увидел его боль.

— А где этот?.. — заметив подошедшего Наоэ, Такая повернул к нему недовольное лицо.

— Ушёл. Но мы, наверное, с ним ещё увидимся.

Такая до сих пор кипятился — похоже, Косака сильно его задел.

— Чёрт, как же он меня бесит. Сделал из меня дурака… В следующий раз не мешай мне, слышишь? Придушу его голыми руками…

Наконец, Такая обратил внимание на молчание Наоэ и его странную неподвижность.

— Наоэ? — осторожно позвал он.

Тот отвел взгляд и зажал рот рукой вместо ответа. Глаза вдруг ни с того, ни с сего защипало, и он зажмурился, пытаясь удержать себя в руках.

— В чем дело? Тебе плохо?

— Нет-нет. Все в порядке.

— Наоэ…

Ему не нужно было видеть лицо Такаи, чтобы понять, с каким выражением тот сейчас на него смотрит. Ему хотелось укрыться от этого пристального взгляда, который как прожектор высвечивал его собственное уродство. Кое-как справившись с собой, Наоэ медленно поднял глаза:

— Пойдемте, Такая-сан.

* * *

Кончилось тем, что он решил отказаться от номера на двоих и снял вместо этого две отдельные комнаты. В ответ на полные подозрения взгляды, которые бросал на него Такая, Наоэ пояснил:

— По отдельности проще. Не надо будет постоянно думать о том, как бы не побеспокоить друг друга.

Такая недовольно нахмурился:

— Ты что, так боишься меня побеспокоить?

— Да, — Наоэ улыбнулся несколько утомленно. — Больше, чем кого бы то ни было.

Такая замолчал. В его глазах на мгновение промелькнула тоска, но Наоэ решительно сказал себе: «Почудилось», и протянул ему ключ. Чем дольше длилось их знакомство, тем яснее Наоэ понимал: Оги Такая, на самом деле, был гораздо более жаден до людского участия, чем могло показаться на первый взгляд, но он решительно запретил себе пользоваться этой его слабостью.

«Неужели я забыл?.. — в груди шевельнулось тревожное чувство. — Этот человек опасен. Нужно быть начеку. Сейчас он показывает мне лишь одну из своих личин, но стоит поддаться ему, пойти у него на поводу — и это рано или поздно обернется против меня. Сколько раз я вот так наступал на одни и те же грабли, а потом уползал зализывать раны… Слабость — всего лишь приманка, а он тем временем сидит в засаде и точит клыки. Нет, я не позволю себя одурачить. Я знаю, какова его истинная сущность. Меня бы и не тянуло к нему так сильно, если бы он всего лишь хотел, чтобы его защищали…»

— …Наоэ. Наоэ! — оклик Такаи вывел его из задумчивости. Они стояли в поднимавшемся лифте.

— Что с тобой? Что-то случилось? Ты какой-то странный в последнее время.

«Надо быть осторожнее», — в который раз повторил себе Наоэ и, устало улыбнувшись, сказал:

— …Да нет, это уже давно.

Они договорились встретиться наверху в семь, чтобы вместе поужинать, а затем разошлись по комнатам. Такая ничего не сказал, но в его глазах отчетливо читалось беспокойство. Этот взгляд теперь преследовал Наоэ неотступно.

«За что мне это?.. Снова оказаться во власти подобных чувств…»

Он упал на кровать, прикрыв глаза рукой. Рано или поздно это должно было случиться. Общение с Такаей просто не могло не разбудить эмоции, которые на протяжении двадцати восьми лет дремали, вытесненные чувством вины и глубокого раскаяния. И теперь они вновь разъедают душу.

Наоэ ни на секунду не забыл, нет. Как раз из-за невозможности забыть всё это и было так тяжко, так мучительно, что в какой-то момент стало невыносимо… Тогда боль от его потери была настолько велика, что на время парализовала чувства. Разуму удалось взять верх над смертельно ослабевшим сердцем, и Наоэ просто жил, не испытывая эмоций… До сегодняшнего дня.

«Зверь снова поднял голову. Близость