– Душно. Пойдем выйдем на крыльцо, – предложил Михаил. Стены больницы нещадно давили на плечи. Как и большинство людей, он не любил медицинские учреждения и посещал их при крайней необходимости, хотя по максимуму следил за здоровьем и раз в год делал диагностику организма.

Тучи закрыли солнце, подул легкий ветерок, принося небольшое облегчение.

Мужчины вышли из здания и спустились со ступеней.

Зареченский закинул голову к небу и протяжно выдохнул.

– Хреново как-то.

Игнат положил руку на плечо и похлопал.

– Прорвемся. Главное – и Настя, и малыш живы.

– Да.

Михаил повернул голову влево и увидел, как прямо на асфальте сидел парень лет двадцати в камуфляжной форме и, держась за голову, раскачивался из стороны в сторону.

– Что с ним?

– Невеста находилась в метро… Умерла…

Михаил задержал на парне взгляд, искренне соболезнуя ему. Скорее всего, из полиции или та же гвардия. Молодой. Потерять любимую девушку ужасно. К тому же, невесту.

– Игнат.

Он кивнул на парня.

Безопасник кивнул в ответ.

Вызванная ими карета скорой помощи приехала вовремя.

– Что думаешь делать дальше?

– Ничего.

– Менять планы не будешь?

– Нет.

Михаил попросил Игната посидеть с ним. Они остались в городской квартире, что находилась в пятнадцати минутах езды от клиники, где лежала Настя. Врачи заверили его, что они окажут самую необходимую помочь и самый лучший уход. Михаил знал – так и будет.

– Мы вам сообщим сразу же, как она придет в себя.

– Её бессознательное состояние никак не влияет на ребенка?

– Мы наблюдаем, Михаил Николаевич.

Черт!

Если что-то случится с ребенком…

Зареченский гнал от себя дурные мысли. Оставаться одному не хотелось. До теракта и несчастья с Анастасией на душе было паршиво, теперь втройне.

Сначала Игнат отнекивался и не хотел пить.

– Я отвечаю за твою безопасность.

– Даров, я снимаю с тебя сегодня все твои полномочия. Расслабься и давай уже… разливай.

Игнат, покачав головой, открыл коньяк и молча разлил. Мужчины выпили, не поморщившись и не закусывая.

Они сидели на большой веранде, закрытой с трех сторон огромными панорамными стеклами. Архитектор постарался на славу – создавалась иллюзия, что находишься на веранде загородного дома: уютный столик с садовыми креслами, несколько карликовых кустарников, посаженные в кадушки вьюны.

Квартира Михаила занимала весь этаж, балкон был достаточно большим и просторным. Учитывая, что она располагалась на предпоследнем этаже, вид открывался шикарный.

Мужчины не спешили говорить и изливать душу. Порой посидеть в тишине, в обществе друг друга куда полезнее и значимее.

По молодости, когда кровь бурлит, и адреналин хлещет во все стороны, хочется музыки, драйва, ночных тусовок, клубов и разговоров до утра. С возрастом предпочтения меняются и зачастую хочется тишины. Молчаливых взглядов, которые скажут больше любых слов. Слова обманут, ускользнут. Глаза врут куда реже.

Но и они могут.

Игнат разлил по второй, мужчины снова выпили.

– Тихая ночь. Спокойная.

– Теплая.

– Когда ты сидел последний раз вот так на балконе, Зареченский?

– Кажется сидел с Настей как-то.

– Как-то или реально сидел?

– Отвали, Игнат.

Безопасник усмехнулся.

– Чего скалишься? Сам-то помнишь себя? Когда отдыхал душой?

– Работа не позволяет.

– Ну-ну. Или сам себе не позволяешь?

– Я – другое.

– Скажи это кому-то ещё, не мне.

Игнат налил третью.

Когда пьют, не задают вопросов. Не философствуют. Не поднимают темы, которых нельзя касаться.

Совпало, что им обоим необходимо было помолчать в компании. Михаил с Игнатом идеально понимали друг друга, не даром столько лет жили и работали бок о бок.

Мысли Зареченского снова вернулись к жене. И Игнат поинтересовался, что он собирается делать. После случившегося кто-то изменил принятое решение. Он – нет.

Ни к чему…

Когда Настя говорила ему, что любит, он ей верил. В ответ он ей никогда не признавался, потому что считал, что любовь между мужчиной и женщиной не доступна. Да, он относился к числу тех пресловутых циников, для которых отношения между полами строились на доверии, комфорте и приятном сексе. То, что было более – это уже «клиника».

Хватит, насмотрелся он на «любовь» в детстве.

Так насмотрелся, что до сих пор оскомину во рту ощущает.

Их отец любил мать той самой клинической любовью. Сходил по ней с ума. Жить без неё не мог в прямом смысле этого слова.

Михаил с раннего детства знал, что между родителя не всё так просто. Перед ним и позже, когда родилась сестренка, они делали вид, что у них всё хорошо. Шикарно. Что они самая счастливая семья: мама, папа, сын и лапуля-доча. На людях так и было, но когда взрослые оставались одни… Михаил слышал, как родители часто ссорятся, закрыв двери. И иногда они забывали, что в доме не одни.

Первый раз маленький Миша услышал их разговор, проходя мимо отцовского кабинета.

– Коля, нет…

– Лида, черт побери, сколько можно…

Злой, агрессивный голос отца удивил Мишу. Он никогда не разговаривал в подобном тоне ни с ним, ни тем более с мамой. Поэтому маленький Михаил и притормозил, он с детства отличался любопытством.

– Коля, я не хочу.

– А когда ты хочешь?! Скажи, когда?..

– Коля…

Послышался шум, напоминающий легкую борьбу.

– Лида, я люблю тебя, ты это знаешь… Я схожу по тебе с ума! Подыхаю без тебя! Да я как подросток каждую ночь дрочу, вспоминая, как ты прикасаешься ко мне своими пальчиками! А что в итоге?

Далее следовал всхлип, напугавший не на шутку Мишу. Но и слова отца врезались в сознание. Миша был достаточно взрослым, чтобы понимать значение слова «дрочу».

– Хорошо, Коль, давай здесь. Только, прошу, по-быстрому. Ладно?

– Маленькая моя…

– Коль, по-быстрому, прошу…

Мама Михаила, потрясающе красивая, всегда ухоженная женщина с мягким взглядом оказалась абсолютно холодной в отношении секса. Подобные разговоры будут всплывать не раз в их доме, разбавленные обвинением Лидии в измене мужу. Тот будет вспыхивать и кричать: «Если бы ты со мной спала, подобного не было бы!»