— Маман, с моими платьями все в порядке, — ответила, скрестив руки на груди, Джулиана. — Но как же мы поступим с лордом Данкомбским?

Мать беспечно пожала плечами.

— Разберемся, когда он приедет в Лондон.

— Ты писала, что хочешь попросить меня об одолжении.

— Ох, Алексиус, ты испытываешь мое терпение! — холодно произнесла Белинда Сноу, графиня Гределлская, и ее светло-карие глаза вспыхнули гневом. — Гонец доставил мое письмо тебе домой еще шесть часов назад.

Алексиус Брэвертон, маркиз Синклерский, для друзей — просто Син, запечатлел дежурный поцелуй на слегка присыпанной пудрой щеке старшей сестры.

— Меня не было дома, когда прибыло ваше царственное послание, Белль. Я явился, как только узнал, что ты нуждаешься в моих услугах.

Облаченная в вечернее платье, сочетающее цвета бордо и слоновой кости, и возлегающая на шезлонге, его сестра и впрямь напоминала королеву. Истинно королевской прической были и зачесанные кверху длинные черные кудри, переплетенные тонкими змеящимися нитями золота и жемчугов.

Она подняла подбородок достаточно высоко, чтобы смотреть на него сверху вниз: немалое достижение, учитывая, что он стоял, а она лежала.

— Где ты был?

Алексиуса покоробил ее обвинительный тон. Он не привык ни перед кем оправдываться. Если бы она была его любовницей, а не сестрой, он, недолго думая, вышел бы из комнаты — и из ее жизни. Но вместо этого он с беспечной небрежностью снял сюртук.

— Я уже давно не обязан перед тобою отчитываться, мамаша, — обронил он, и нежная нота в его голосе смягчила сарказм.

Алексиус бросил сюртук на ближайший стул. Свои непростые отношения с сестрой он не обсуждал даже с закадычными друзьями. И тем не менее он понимал, какие связи по-настоящему прочны, а какие — преходящи.

Пытаясь задобрить родственницу, он протянул ей серебряную чашу, над которой высилась чуть покосившаяся пирамида пухлых засахаренных виноградин.

— Может, хочешь пожевать что-нибудь другое, помимо моего загривка?

Белинда взяла одну виноградинку и въедливо сощурилась, давая понять, что разочарована в брате.

— Что, развлекался с очередной потаскухой?

Усмехнувшись возмутительной ремарке, Алексиус поставил чашу обратно на стол. Белинда, похоже, ревновала, хотя ее ревность, разумеется, не имела плотского оттенка. Сестре просто не нравилось, что свои интересы он ставит выше ее.

— С одной потаскухой? — поддразнил он, опускаясь на пол и прислоняясь к шезлонгу. — Белль, дорогая, ты меня недооцениваешь.

— Ладно. Можешь смеяться над моими словами, над моей болью, — вспыхнула Белинда, вскакивая и при этом погружая всю правую половину его тела в шелка и нижние юбки своего убранства. — Ты во многом похож на отца.

Из всех ее колкостей в цель попала только эта. Отбросив юбки, Алексиус схватил сестру за запястье.

— Это удар ниже пояса. — Когда она попыталась вырваться, он лишь усилил хватку. — Особенно если учесть, что ты хочешь попросить меня об одолжении.

Белинда тотчас раскаялась.

— Прости.

Тихо выругавшись себе под нос, Алексиус отпустил ее, встал и отошел в другой конец комнаты, где в узкой тележке хранилось вино нескольких сортов и его любимый бренди.

— Так вернемся же к твоей просьбе. О чем ты хотела меня попросить? — Наливая себе в бокал бренди, он искоса поглядывал на сестру.

На ощупь отыскав носовой платок, Белинда еле слышно высморкалась и промокнула нежную кожу под глазами. И тихо, но прямо сказала:

— Я хочу, чтобы ты соблазнил леди Джулиану Айверс.

Алексиус чуть не подавился глотком бренди, ставшим поперек горла. Скрежеща зубами и чувствуя, как горячая струя алкоголя стекает по пищеводу, он воскликнул:

— Боже, ну ты и лицемерка! Еще пару минут назад ты отчитывала меня за развлечения с потаскухами, а теперь велишь забраться в постель к незнакомой леди?

— Это совсем другое дело, — оборонялась Белинда.

Но ее слова нисколько не убедили брата, который подозрительно вскинул левую бровь и съязвил в ответ:

— Да ну? И почему же?

Она попыталась всем своим видом показать, что устала от его недалекости.

— Ты готов прыгнуть в койку к первой встречной. Чем тебя не устраивает очередная глупенькая девственница?

Сделав добрый глоток бренди, Алексиус зажмурился, чтобы не видеть немой мольбы в глазах Белинды.

— Леди Джулиана — девственница, — повторил он, словно бы не веря услышанному. Желание сестры отбросило его на опасное расстояние в прошлое.

Возможно, неприязнь отразилась на его лице; а возможно, Белинда просто понимала его лучше, чем кто-либо иной. Она несмело подошла к нему ближе.

— Не смотри на меня так, Алексиус. Учитывая то, как дерзко эта леди обходилась с некоторыми великосветскими господами, слухи о ее невинности могут быть сильно преувеличены. Можешь мне поверить: эта чертовка совершенно не похожа на твою маменьку, земля ей пухом. Я была не права, когда сказала, что ты похож на отца. Ничего подобного! — с жаром воскликнула она, поглаживая его по скуле.

Она лгала, но Алексиус понимал, зачем сестра это делает. Он во многом походил на своего отца, а достоинств у предка было мало — разве что своевременная кончина.

Алексиус прижал ее ладонь к лицу и, заметив, как жалобно глядят блестящие карие глаза сестры, отпрянул. Потому что в этих глазах читалась одновременно и неумолимая решимость. У него возникло дурное предчувствие. Решительная Белль — это опасная Белль. Он отдавал себе отчет в изъянах характера сестры. Если он откажется ей помочь, она найдет другого исполнителя. Сложно сказать, какую это затребует цену и как далеко Белинда готова зайти, чтобы отомстить за реальную или воображаемую обиду.

Обхватив сестру за плечи, Алексиус пристально всмотрелся в ее глаза.

— Я впервые слышу о леди Джулиане. Кто она такая? Чем она провинилась?

Белинда промолвила несколько коротких слов одними губами, прежде чем извергла наконец хриплый возглас:

— Она увела у меня мужчину, за которого я собиралась замуж!

Признание как будто выжало из нее последние силы — и, изнеможенная, она рухнула в его объятия, захлебываясь рыданиями.

И хотя Алексиус всегда считал, что умеет спокойно сносить женские слезы, истерика несчастной сестры не оставила его равнодушным. Он пригнулся и взял ее на руки. Прижав ее, дрожащую, к груди, он вернулся к шезлонгу, уложил ее и сам лег рядом на мягкие подушки.

— Расскажи мне об этой леди Джулиане, — пробормотал он ей на ухо.

Белинде удалось это не сразу: поначалу она только плакала и говорила обрывками фраз, разделяя слова ударами кулака в грудь брата. По ее сбивчивому, слезному рассказу Алексиус с трудом получил общее представление о леди Джулиане Айверс — существе коварном и злобном.