Однако даже в обобщающих исследованиях по историографии истории культуры авторы, как правило, ограничивались только поверхностной характеристикой общих проблем культурного строительства, а также отдельных отраслей культуры и искусства{55}. Вопросы идеологической борьбы и контрпропаганды рассматривались односторонне и тенденциозно. Разумеется, это можно расценивать как проявление идеологической ограниченности, поскольку тогда же были и исследования, в которых констатирующая, а не обличительная интонация, повествующая о методах и формах идеологической борьбы советской власти, позволяла все же авторам несмотря ни на что давать объективную картину развития культурной политики. К таким работам можно отнести, прежде всего, книгу С.А. Федюкина «Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу» (М., 1977). В ней сказано о создании Главлита, его функциях и деятельности, приводятся выдержки из циркуляров, ссылки на опубликованные, архивные источники, в том числе из так называемого «буржуазного лагеря». Таким образом, в отличие от подавляющего большинства исследователей, Федюкин признает наличие цензуры в СССР (примечательно, что эта работа, видимо по цензурным соображениям, не была включена в историографическое исследование Л.М. Зак). Наличие цензуры в СССР признавалось также во 2-м издании БСЭ (1957); в последующих ее изданиях, очевидно также по цензурным соображениям, этот факт полностью отрицался.

Пробелом в историографии можно считать отсутствие институциональных исследований, раскрывающих систему управления и контроля учреждениями культуры, в которых бы показывались механизм и методы идеологического воздействия. Это отмечалось в статье Л.В. Ивановой «Новый этап в создании документальной базы истории советской культуры», которая была напечатана в коллективной монографии «Культура развитого социализма: некоторые вопросы теории и истории» (М., 1978), посвященной созданию опубликованной источниковой базы по культурному строительству в СССР. В том же постановочно-неконкретном тоне говорится об этом и в коллективной монографии «Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры 1917–1927» (М., 1985). Однако, если опустить тенденциозные оценку и подбор источников, то в работах М.Б. Кейрим-Мархуза «Государственное руководство культурой. Строительство Наркомпроса (ноябрь 1917 — середина 1918 г.)» (М., 1980), Л.А. Пинегиной «Советский рабочий класс и художественная культура. 1917–1932» (М., 1984), М.П. Кима, В.Т. Ермакова и В.А. Козлова «Великая Октябрьская социалистическая революция и становление советской культуры. 1917–1927» (М., 1985), А.И. Фомина «Культурное строительство в первые годы советской власти. 1917–1920 гг.» (Харьков, 1987) и многих других можно обнаружить сведения о деятельности ЦК и его отделов (Агитпроп, Отдел печати и др.) Наркомпроса, Главполитпросвета и других управленческих структур по руководству культурой.

При общей ограниченности советской историографии, некоторые ее направления получили глубокое развитие, в том числе изучение и истории государственной системы управления. Особое место среди исследований по истории советских государственных учреждений в области литературы занимают работы Т.П. Коржихиной, которые имели не только общеисторическое, но и методологическое значение{56}. Именно госучрежденческий подход в сочетании с системным анализом, успешно разработанный и применяемый Т.П. Коржихиной, легли в основу некоторых публикаций автора, и прежде всего данного исследования.

Более свободно касались взаимоотношений власти и творческой интеллигенции советские литературоведы и искусствоведы, среди работ которых фундаментальный характер имели исследования Б. Алперса{57}, К. Рудницкого{58}, П.А. Маркова{59}, Г.А. Белой{60}, М.О. Чудаковой{61} и др. Независимо от общей атмосферы, царившей в издательствах, и самоцензуры авторов, им удавалось сквозь личностное восприятие деятелей искусства и психоанализ передать реальные очертания прошлого, особенно в исследованиях, носивших историко-биографический характер. В этой связи следует отметить монографии — творческие портреты М.И. Туровской «Бабанова. Легенда и биография» (М., 1981) и Л. Яновской «Творческий путь Михаила Булгакова» (М., 1983).

Таким образом, можно сказать, что до 1990–1991 гг. советские авторы лишь опосредованно отражали в своих работах историю и современные реалии системы контроля и цензуры. Зарубежные исследования этих лет отмечены основательными, хотя и ограниченными в источниковой базе попытками изучить отдельные институты политического контроля и деятельность цензурных органов.

Разработка подлинно научной истории советской политической цензуры стала возможна только благодаря демократическим преобразованиям в государственной и политической системе советского, а затем и российского общества. Правовая (1990 г.) и фактическая (ликвидация Главлита в октябре 1991 г.) отмена цензуры вызвала острую необходимость передачи архива Главлита на государственное хранение в ГА РФ (ЦГАОР СССР) с последующим постепенным рассекречиванием. Кроме этого, были рассекречены не только документы по цензурным вопросам фондов редакций, газет и журналов, электронной прессы и других учреждений культуры, но и значительные документальные комплексы высших органов партийного и государственного управления. Именно последние наглядно демонстрировали механизм управления идеологизированной культурой и информацией на всех этажах власти — от Секретариата ЦК и Политбюро ЦК до первичной партийной организации творческих союзов, редакций, театров и др. Эти документы, ставшие доступными для изучения и анализа, явились источниковой основой для объективного изучения феномена политической цензуры.

Появившаяся в последнее десятилетие литература обладает качественно новым содержанием и исследовательскими подходами, требует иных оценочных критериев. Речь идет о полноценных монографических работах и документальных публикациях (в некоторых случаях даже пофондовых), построенных на исчерпывающей источниковой базе в условиях открытости и доступности.

Работы по истории советской цензуры отразили общие процессы, происходившие в отечественной историографии в этот период. Колоссальные изменения в исторической науке были вызваны тем, что с середины 1980-х гг. наряду с марксистско-ленинской методологией исторических исследований стали утверждаться новые методы и подходы. Решающим фактором этих перемен стали перестройка и гласность, открывшие возможность свободного обсуждения ранее «запретных» тем и имен. Одной из таких тем стала советская цензура. Координирующую и организационную роль в ее изучении сыграли научные конференции, которые состоялись в сентябре 1991 г. в Санкт-Петербурге, в 1993 г. — в Москве и Санкт-Петербурге, в 1995 г. — в Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. Направление, возникшее незадолго до этого и уже начавшее оформляться в самостоятельную научную дисциплину, находящуюся на стыке различных наук, привлекло к себе большое число исследователей из Москвы, Санкт-Петербурга и различных регионов России, объединив их с зарубежными специалистами. Первая конференция по цензуре (1991) была организована Институтом истории естествознания и техники Ленинградского отделения Российской академии наук (ЛО РАН) совместно с Ленинградским государственным университетом. На этой конференции впервые встретились историки, политологи, правоведы, журналисты, бывшие цензоры, сотрудники органов госбезопасности. Они обменялись мнениями о перспективах законодательного решения проблем, связанных с государственной тайной, теоретико-исторических исследований по этим проблемам{62}. Конференции 1993 и 1995 гг. проходили при поддержке Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы (ВГБИЛ) им. М.И. Рудомино, Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург), Уральского государственного университета, Свердловской областной научной библиотеки им. В.Г. Белинского. Существенным их результатом явились подготовленные в ходе этих конференций выставки, тезисы и библиографические каталоги{63}. Такая активная научно-организационная деятельность послужила мощным импульсом для появления целого ряда монографических исследований и научных статей по проблеме цензуры. Это, прежде всего, монографии А.В. Блюма и Д.Л. Бабиченко, сборник документальных очерков «Исключить всякие упоминания…» под редакцией автора. Однако началом нового этапа исследования можно считать первые публикации о цензуре на страницах советской научной периодики, которые появились в 1990 г., в то время, когда их выход еще контролировался действующими цензурными органами (Главлит / ГУОТ). Это статьи автора данной монографии «Журналистика и цензура (источниковедческий анализ радиоматериалов 20–30-х гг.)» в журнале «История СССР» (1990. № 1) и С. Джимбинова «Эпитафия спецхрану?..» в журнале «Новый мир» (1990. № 5).