Глава пятая

Тэмпест

– Глупые, напыщенные альфа-самцы и их вспыльчивость, – Тэмпест осознала, что повторяет эти слова, как мантру. Настроение сильно ухудшилось к тому моменту, когда она наконец дошла до внешних стен Дотэ. А ведь настроение начало портиться еще в пещере Пайра.

Путь до городских стен прошел без происшествий, если не считать необходимости терпеть невероятно холодный ночной воздух и стук в висках. Тэмпа решила не входить через главные городские ворота. У женщин, слоняющихся по ночам, складывалась определенная репутация. И Тэмпе, хоть и не настоящей леди, следовало избегать скандалов. Итак, она незамеченной пробралась в юго-восточную часть города. Трущобы. Городская стена там постепенно разрушалась, и до нее уже давно никому не было дела. Тэмпа знала, что патруль избегал этого района, поэтому место не охранялось. Она поспорила бы на свой лучший кинжал, что именно таким образом Пайр доставлял наркотики в город.

Тэмпест проворно взобралась по стене, цепляясь за расшатанные и раскрошившиеся кирпичи. Голова слегка закружилась, пока девушка залезала все выше и выше. Она едва удержалась от ликующего выкрика, когда добралась до самого верха тридцатифутовой стены. Юбка и плащ развевались на зимнем ветру. Посмотреть бы, как кто-нибудь из собратьев-Гончих справится с подобной задачей, надев платье.

Стена извивалась и уходила вдаль по обе стороны. Очень хотелось хоть немного прогуляться по городу, но тогда Тэмпу обязательно кто-нибудь увидит, а сейчас предпочтительнее заниматься делами и оставаться при этом незамеченной.

Тэмпест глубоко вдохнула ледяной воздух, обжигающий легкие, удивляясь, почему просто не прошла прямо через городские ворота. Желание избежать встречи со стражниками не тянуло на оправдание и на деле являлось откровенной ложью, которой она пыталась одурачить саму себя. В конечном счете в глубине души Тэмпа понимала, почему не хочет возвращаться в казармы для Гончих. После всего, что ей стало известно за последние несколько недель, девушка все меньше и меньше чувствовала себя своей в их рядах и едва могла смотреть на кого-либо из них.

Скрывать что-то от дядюшек было болезненно. Она никогда им не лгала. С каждой ложью Тэмпе казалось, что она теряет частичку себя. Больше всего на свете она хотела иметь семью. Дядюшки предоставили ей такую возможность. Теперь же вся их жизнь находилась в шаге от коллапса.

Твоя так называемая семья может оказаться сборищем убийц.

Тэмпест отогнала от себя эту мысль. Не хотелось думать или верить, что это правда, особенно учитывая то, как они заботились о ней. А что насчет Мадрида? Он никогда ни с кем не откровенничал, тем более с Тэмпест. Она всегда считала причиной его занятость на должности главы Гончих. У него не хватало времени беспокоиться о тощей девчонке-сироте, слишком дикой для воспитания при дворе короля Дестина.

Но теперь Мадрид уделял Тэмпе все больше внимания. Не потому ли, что в чем-то ее подозревал?

Например, в предательстве короля и родной страны.

Тэмпест перепрыгнула со стены на ближайшее здание и еще минут пятнадцать пробиралась по крышам лачуг. Она остановилась и посмотрела вниз с края шумной таверны. Пьяницы смеялись, остальные бесшумно скользили по темным улицам. Жизнь в трущобах, казалось, не утихала даже ночью. Местные наверняка почти не спали.

Кто-то громко захныкал. Девушка оглядела улицу и заметила ночную скиталицу, к которой пристал мужчина в два раза крупнее ее. Тэмпест встала на цыпочки, приготовившись вмешаться, когда женщина ударила мужчину по лицу и вдобавок наступила ему на ногу. Мужчина поднял руки вверх и шагнул назад.

– Протрезвей, – прошипела женщина. – Или никогда больше меня не увидишь!

Волнение улеглось, и Тэмпест взглянула на небольшую банду детей, выбежавших из таверны с хрустящим хлебом в грязных ручонках.

Тэмпест усмехнулась. Даже с такого расстояния она узнала пару ребятишек из приюта, которому часто помогала. Вопрос заключался в том, украли ли они хлеб или им его отдали? Вероятно, первый вариант. Мелкие негодники. Разъяренный мужчина выбежал на улицу и погрозил кулаком убегающим детям.

– Если я поймаю вас еще раз, вам это не понравится!

Все-таки украли.

Дети из этого приюта всегда баловались воровством. Тэмпест научилась у них некоторым из своих лучших трюков. Она была в большом долгу перед ними за то, что они поделились с ней секретами. С легкой улыбкой она бросила взгляд на юго-запад и северо-восток: торговый сектор и сектор рабочего класса. В них стояла полная тишина. Большинство их жителей лежали в постелях, измученные тяжелым рабочим днем.

Последний сектор на северо-западе являлся самой богатой частью города, в пределах которой располагались дворец и морской порт. Там тоже, казалось, все спали мертвым сном, но Тэмпест знала, что все это – притворство. Представители высшего класса такие же буйные, как и жители трущоб, только за закрытыми дверями. В каждой третьей или четвертой грандиозной постройке проходили вечеринки и пирушки, проворачивались грязные делишки. Веселье не заканчивалось до восхода солнца, когда гедонистически настроенный высший класс ложился спать только для того, чтобы следующей ночью повторить то же самое.

Дотэ огромен. Сколько здесь человек? На земле трудно оценить масштабы численности населения столицы. Однако, поднявшись на крыши, Тэмпест видела Дотэ с высоты птичьего полета. Она знала, что в трущобах втрое больше людей по сравнению с торговым сектором, и это по самым скромным оценкам. В общем и целом Тэмпест предполагала, что в стенах Дотэ проживают около миллиона человек.

Устрашающий город. На много лиг вокруг не было поселения и вполовину настолько же большого.

Хотя ей нравился город, она даже любила его, но не чувствовала себя настоящей жительницей Дотэ. В глубине души она была лесной девушкой. Дочерью целительницы. Любительницей всего искреннего и чистого. Это все незапятнанное, что у нее осталось. Нетронутое королем Дестином. Гончими. Самим Шутом.

Тэмпест даже не была до конца уверена, как добраться до маленькой полянки в лесу, где находился домик ее матери. Воспоминание ослабело, и это причиняло боль. Сердце защемило так же болезненно, как и лицо от ночного кусачего воздуха. Тэмпа теряла связь с единственной понятной и четкой частью прошлого, которая делала ее собой. Если она забудет мать, то вымарает изнутри последнюю черту той лесной девочки.

Тэмпест могла восстановить голос матери из обрывков украденных мгновений между сном и бодрствованием, но ей становилось все труднее вспоминать ее лицо. Была ли она похожа на маму? Девушка похлопала себя по щекам, чтобы почувствовать хоть немного тепла. Никто не мог ответить