Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гуннар собрал весь этот огонь и ярость и использовал их, чтобы проложить свой собственный путь. Сделать себя самостоятельным человеком, не зависящим от своего отца. Он мог быть принципиальным, каким никогда не был его отец, но это не делало его человеком, который мог прогнуться. И все же он стал слишком снисходителен к Олив. Теперь Гуннар пожинал плоды этого решения. Он считал ее мягкой, относительно безобидной. Ему хотелось уберечь ее от внешнего мира.
На самом деле Гуннару совсем не нужен был каждый контракт на рынке технологий. Наоборот, некоторые сделки больше подошли бы для фирмы «Эмбиент», чем «Магнум». Гуннар был честным человеком до глубины души. И возможно, именно ложь Олив его так разочаровала. Гуннар думал, что она лучше своего отца и лучше его отца. Он уважал ее. Он, насколько получалось, заботился о ней. Но теперь его отношение к Олив изменилось, а она беременна. Гуннар думал, что ребенок его, но Олив упомянула другого мужчину, и это тоже заставляло кипеть от ярости… Неужели он настолько ошибался в Олив, и она действительно могла после того, что у них было, найти другого…
Теперь Гуннар. Что именно разрушало его? Нечестность Олив в бизнесе или ее неразборчивость в связях? Олив была сильной женщиной. Она никогда не пыталась флиртовать на работе в каких-то корыстных целях. Было странно думать о том, что другие мужчины видят ее такой же, какой ее видит он. Гуннар рассчитывал, что только с ним она проявляет свою женственность и чувственность.
Олив казалась ему восхитительной. Ее сексуальность была милой тайной, скрывающейся за сдержанным образом. Ее нужно было заметить и оценить. Но она произнесла слова о другом мужчине так, как будто действительно пустилась во все тяжкие. Гуннар был удивлен, что до него не доходили слухи на этот счет, но Олив могла приложить усилия, чтобы никто не узнал о ее связях.
Олив давно вращалась в мужском мире. Все остальные руководители крупных технологических компаний были представителями сильного пола. Да, Олив - бизнес-леди, но все равно женщина. И Гуннар восхищался тем, какую она создала для себя нишу. Она не пыталась подражать окружавшим ее мужчинам, не носила костюмов, не пыталась выглядеть жесткой и бескомпромиссной.
Но она оказалась воровкой, укравшей информацию о его проекте. Предательницей. Выяснилось, что Олив была вовсе не такой, какой Гуннар представлял. И похоже, ее сексуальные связи на одну ночь тоже были для нее не редкостью.
- Твоих любовников я в свою резиденцию не приглашу, - нарушив молчание, заявил Гуннар.
Олив посмотрела на него, искры гнева мелькнули в ее глазах.
- Ты предложишь себя, Гуннар?
В словах прозвучала резкость, она пыталась насмехаться над ним, но, как только их взгляды встретились, в глубине ее глаз вспыхнул жар, а щеки порозовели. Олив не так хорошо контролировала себя, как ей хотелось. И когда Гуннар вспомнил весь день, начиная с того, как Олив сжимала пачку крекеров, он понял, что все это было неловкой попыткой держать его на расстоянии вытянутой руки. Потому что совершенно точно понимала, что беременна, независимо от того, сдавала она тест или нет. И она не хотела, чтобы он знал.
Что бы Олив ни говорила, у Гуннара было ощущение, что она достаточно уверена в том, чьего ребенка носит. Ему казалось, женщины обычно знают такие вещи. Ее отчаянное желание скрыть это от него дало ему четкое представление о реальности.
После этого обмена репликами Олив притворилась, что задремала. Она не спала, Гуннар был уверен в этом. Она была похожа на маленького ребенка, притворяющегося спящим, крепко зажмурившего глаза. Гуннар нашел бы это поведение очаровательным, если бы разочарование настолько сильно не завладело им. Притворство Олив продолжалось до конца полета.
Самолет приземлился на частном аэродроме Гуннара, у подножия горы. Снег начал падать крупными хлопьями, покрывая скалистые черные склоны. Дом из бетона и толстого стекла был пристроен на склоне горы, чтобы лучше защитить его от суровой погоды. Море находилось с одной стороны, горячие источники - на полпути к вершине, где стоял дом. На вершину Гуннар обычно добирался с помощью канатной дороги.
Они вышли из самолета, и Олив огляделась, широко раскрыв глаза.
- Мы должны… идти пешком? И ты прекрасно знаешь, что у меня нет палки, - сказала она, все еще завернутая в одеяло, стоя там, где за ее спиной простиралось бескрайнее снежное пространство. Она выглядела как маленькая капелька крови там, в девственной пустыне, и Гуннар задался вопросом, не было ли это какой-то метафорой, которую он не хотел пристально рассматривать.
- Мы поедем на вершину в подъемнике. Это довольно приятно. Обещаю прекрасный вид. - Гуннар подвел их к краю платформы, где стояла кабина. - Там, наверное, холодно, - сказал он, совсем не утруждая себя извиняющимся тоном.
- О, черт возьми, - простонала Олив, забираясь внутрь и вжимаясь в угол. Она посмотрела вперед, ее глаза расширились от беспокойства.
- Ты боишься высоты?
- Нет, обожаю. Падать с высоты так интересно.
Кабина дернулась, и трос понес их вверх по склону к горному дому. Олив становилась все более и более взволнованной. Неужели ее так пугает высота? Не навредят ли лишние переживания ребенку?
Подъемник летел над верхушками заснеженных деревьев, мимо скалистых утесов и водопадов. Вид был сказочный, и в какой-то момент Олив слишком прониклась пейзажами и забыла про свой страх.
- Как прекрасно, - сказала она, - я никогда не была здесь. Такие невероятные ощущения!
- Здесь нет места работе и делам. Вот почему это мое убежище.
- А у меня нет убежища, - призналась Олив, - я родилась и выросла в Нью-Йорке. Хотя… Я не уверена, где именно я родилась. Возможно, во время родов мама находилась в Лондоне. Или Токио. Или Берлине.
- Я думаю, детство было коротким для нас обоих.
- Я считаю, что мне повезло, - сказала Олив, - немногие прошли такое обучение без отрыва от производства, которое мне довелось пройти. Вкупе с моим опытом путешествий…
Гуннар мог вспомнить время, проведенное в маленьком доме. С женщиной, которая заботилась о нем, научила его жизни, а не только деловым встречам. Он мог вспомнить настоящие вечеринки по
