Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувствуя прилив сил, Малевич приподнялся на локтях и выглянул из тарантаса. Лошади рысью бежали по узкой лесной дороге, ее колея, испятнанная световыми зайчиками, уползала в глубь чащи, и та же брезентовая спина возницы маячила на сидении.
Полковник-то и дело подстегивавший и так идущих рысью коней, услыхал сзади возню и сразу же, натянув вожжи, обернулся.
— Тебя как, унтер, трясет не сильно?
— Нормально… Вот только не пойму я, вашбродь, чего это вы с утра пораньше, гоните? Или поспеть хотите до вечера?
— Приехали, унтер, приехали. Вот-вот увидеть должны…
— Как приехали? — изумился Малевич. — А чего ночевали рядом? Вполне могли вчера добраться. Засветло…
— А ничего ты, унтер, не понимаешь… Я ж сколько лет тут не был! Хочу, чтоб как в детстве… Солнце, утро, радость…
Действительно, из леса доносился птичий пересвист, пряный запах и шум листьев от тянувшего поверху ветерка.
Некоторое время Малевич в упор смотрел на брезентовый пыльник. Он понимал, что обязан этому человеку, своему врагу, многим, к тому же, превратившись в «герра барона», полковник становился как бы вдвойне врагом, и эта мысль все время подспудно давила Малевича. В конце концов надо было что-то решать, и он рубанул прямо:
— Ага, и меня, для полноты счастья, на пороге застрелите!
— Тп-п-р-р-р-у… — Лечицкий резко осадил лошадей. — Дурак ты, унтер, ох и дурак! Пойми, застрелить-то тебя я и раньше мог. Так что, гусь лапчатый, ты зря боишься…
Малевичу вспомнилось, что в прежние времена «их высокоблагородие» называл его «гусем лапчатым» только в минуты крайнего благорасположения, но тут же прогнал эту мысль и сердито поджал губы.
— А кто вас знает? Небось там у столба в восемнадцатом многое передумали…
— Ты глянь! Вроде как поумнел… — Лечицкий пристально посмотрел на Малевича. — До моих лет доживешь, совсем умным станешь. Сказал, — целый будешь.
Сейчас между ними как бы само собой возникло какое-то почти прежнее доверие, и Малевич немедленно этим воспользовался.
— Да зачем я вам целый-то? В холуи, что ли?
— Зачем на себя наговариваешь? Холуем ты никогда не был. Ты, унтер, — солдат и хороший солдат… Пойми, встреть я тебя в колонне пленных, сдал бы охране не задумываясь. А ты в самых клятых условиях дрался, еще и шкуры своей комиссарской не снял. Ценю…
— Вы что, хотите, чтоб я и дальше с немцами воевал? — изумился Малевич.
— Да, унтер, я тебя из того леса вытащил для войны…
— Погодьте, вашбродь, мы вроде как с вами по разные стороны? — В голосе Малевича прозвучала растерянность. — И защищали разное…
— Одно мы с тобой защищали, унтер, одно… Только я — раньше, а ты — теперь… И нечего нам с тобой, унтер, больше делить. А что было, так то быльем поросло, да… Или, может, ты иначе считаешь?
— Не знаю…
Вопрос застал Малевича врасплох. Он и в самом деле не мог понять, как ему относиться к так внезапно возникшему в его жизни полковнику.
— И верно, откуда тебе знать? — Лечицкий помолчал и медленно, как-то раздумчиво, добавил: — Да и зачем знать? Вот подлечишься малость, и иди себе на четыре ветра…
Услышав эти слова, Малевич вздрогнул. До сих пор он все время терялся в догадках, на кой черт Лечицкий тащит его за собой. Уж что-что, а возможность избавиться от Малевича предоставлялась «герру барону» неоднократно. Тем более, что тарантас катил через занятые немцами местечки, с поразительной легкостью минуя всякие контроли посты и проверки.
Малевич решил было, что такой многообещающий разговор будет продолжен, но Лечицкий неожиданно замолчал, встряхнул вожжами, лошади побежали резвей, колеса застучали по корневищам, и, наконец-то съехав с увала, тарантас резко остановился.
Малевич перевернулся через здоровый бок и заглянул поверх кузовной плетенки. Вырвавшись из леса, дорога сбегала вниз и исчезала за фасонной оградой. Небольшая усадьба раскинулась на берегу озера, как красочная игрушка. Темно-зеленая горжетка леса полукругом подступала с боков, и на ее фоне красная черепичная кровля дома, украшенного башенками и галерей, казалась оторочкой старого военного кафтана…
— Слава те, Господи, цел! — Лечицкий снял пенсне и осторожно, пальцами, прикоснулся к глазам. — Ты тоже, наверное, хату свою помнишь, унтер, так что должен понять…
Малевич не ответил. Он увидел, как из ворот усадьбы верхами выехало несколько полицаев и карьером понеслись к остановившемуся тарантасу. Топот всадников приближался, и, едва подъехав, их старший полициант гаркнул:
— Хто такие? Документен!
Лечицкий протянул бумаги, полицейский углубился в чтение, а Малевич инстинктивно дернулся, и у него все поплыло перед глазами. Рядом с тарантасом, на сытой, перебирающей ногами лошади, одетый в полицейскую форму, сидел Петро Меланюк…
* * *
Тарантас Лечицкого в сопровождении полицейских торжественно въехал во двор усадьбы. Лечицкий натянул вожжи, встал в тарантасе во весь рост и перекрестился. Меланюк, теперь неотступно следовавший за ним, приказал своим людям спешиться и, стоя рядом с тарантасом, почтительно доложил:
— Я перепрошую, позаяк я ознайомленый з вашими паперами, забовъязаный всиляко сприяты у ваший справи…
Похоже, только теперь «герр барон» обратил на него внимание.
— Послушайте, любезный, а вы зачем здесь?
— За наказом ляндвирта проводили облік реманенту, герр оберст!
— Вон оно что… Ну тогда помоги вылезть, любезный.
Меланюк поддержал Лечицкого под локоть и, глядя на Малевича, как бы между прочим спросил:
— А то хто з вами?
— Кучер, ранили его по дороге.
— То, може, фершала треба?
— Не надо, его врач смотрел.
Лечицкий скептически огляделся и покачал головой.
— Пожалуй, убраться надо бы…
— Слухаю! — так и подпрыгнул Меланюк. — Панасе! Скочь у село, збери баб, мужикив і фурманкою сюда! Тут все чистыты!
Лечицкий проводил взглядом ускакавшего в село Панаса и одобрительно кивнул Меланюку.
— Ну, пошли, глянем, что тут есть…
В живописной усадьбе, «за совитив», судя по всему, размещался какой-то дом отдыха. Кругом все было перевернуто, мебель опрокинута, но зато окна двери и даже остекление везде было цело. Лечицкий, сопровождаемый Меланюком, прошелся по комнатам, мельком заглянул на первый этаж и, усмотрев в бывшей людской более-менее обставленную комнатушку, распорядился:
— Кучера моего сюда занесите.
Меланюк опрометью бросился выполнять распоряжение. По его команде полицаи осторожно сняли Малевича с тарантаса и на руках занесли в людскую, где для раненого нашелся довольно сносный топчан.