* * *

Ольга листала записную книжку. Опять придется все делать самой.

Потрепанные страницы испещрены телефонными номерами, где-то на правильную букву записано, где-то нет. Кто по имени, кто по фамилии, а есть и по роду занятий. Жаль только, что на «В» ни одного врача.

Листок с «К» выпал, спикировал на пол, Ольга подняла его и сунула, кажется, не на место. А, наплевать, давно пора переписать в новую, а то некоторые номера так выцвели от старости, что еле разберешь, а края тоже осыпаются, того и гляди ветхость украдет последние цифры.

В столе лежит прекрасная новая книжка в мягком переплете из кожзама, черная, с золотым тиснением. Муж урвал ее на какой-то международной конференции. С тех пор уже два года прошло, а руки так и не дошли ни у кого переписать.

Ольга привстала, чтобы этим заняться, да и опустилась назад в кресло-качалку. Наплевать.

Странно, все приличные люди имеют собственную, индивидуальную записнушку, а она – нет. С детства так повелось, что телефоны всех своих подруг она должна была записывать в эту книгу, лежащую на тумбочке в коридоре, а дублировать было лень. Вот и приходится продираться сквозь каких-то Валериев Петровичей и теть Надей в надежде найти нормального врача.

– Еще раз повторяю, ей надо идти в районную поликлинику, – муж наставительно поднял палец, – именно там несут за нее ответственность!

Ольга пожала плечами.

– Нужно сделать полное обследование, – продолжал муж, – взять анализы, флюорографию пройти, так где этим заниматься, как не в поликлинике по месту жительства? Там такие же врачи, и они именно за это деньги получают.

Чувствуя, что от словоблудия мужа у нее сейчас голова лопнет, Ольга с силой прижала кончики пальцев к вискам.

Муж в своем репертуаре. Неделю назад мама попросила его, юрисконсульта крупной больницы, устроить консультацию своей близкой подруге по поводу болей в колене.

Муж, естественно, ни с кем не договорился, зато теперь фонтанирует ценными советами.

– Что ты изображаешь? Я говорю, что надо делать и как будет лучше.

– Узнаю почерк мастера.

– Что?

– Ничего.

Да, это вполне в стиле мужа. Когда возникает проблема, неважно, касается она консультации врача, ремонта крана или чего-то посерьезнее, муж разражается тирадой о том, насколько это актуальный вопрос, и как необходимо его решить, и как здорово они заживут после того, как все будет сделано. А после вдохновляющей речи совершает ряд бестолковых и вялых движений, которые нисколько не приближают к результату, дай бог, если не делают хуже. На следующей стадии муж перекладывает ответственность на других – медицину, коммунальные службы, жену, тещу и всех остальных, кто только попадется под руку, и получается, что либо проблему решить невозможно в принципе, либо это не его дело.

В общем, это и не страшно, все советские женщины примерно так и живут и радуются, что не пьет. Только вот незадача: у Ольги с мужем одна специальность, и он любит потрещать с супругой о своих рабочих буднях, пожаловаться на тупое начальство, глупые законы и вообще на злых людей, у которых в жизни один интерес – подставить бедного юрисконсульта.

Увы, Ольга хорошо разбиралась в своей профессии. Вслух сочувствовала, кивала, утешала, но отчетливо видела, что проблема как раз в муже, который не радует сотрудников особенно ничем, кроме словесного поноса и головной боли.

Нерешительность удивительным образом сочетается в нем с упрямством. Когда руководитель, устав от его творческих метаний, прямо приказывает выполнить то и то, муж начинает юлить и уворачиваться, лишь бы только не подчиниться.

Первое время Ольга наивно думала, что раз муж с ней делится, то ее мнение ему интересно, и в большинстве ситуаций она, неплохо помнившая хозяйственное и трудовое право, понимала, как лучше поступить, и говорила об этом мужу, но он по-детски делал все наоборот, и она поняла, что ему хотелось просто поплакаться, а не получить разумный совет.

Все попытки убедить его, что он неправ, заканчивались ссорой, и постепенно Ольга перестала вникать, только утешала мужа и втихомолку сочувствовала главврачу, вынужденному терпеть не слишком умного, суетливого и нерешительного подчиненного.

– Ладно, я сама все устрою.

– Ей надо идти в поликлинику, и все, – повторил муж, и это попугайское упорство вдруг взбесило Ольгу.

Долдонит ей прописные истины, а маме боится сказать, что ничем не может помочь. В общем, понятно, потому что страшно представить, что мама с ними сделает, если они не решат проблему ее подруги. Это он с женой рассуждает про поликлинику, потому что знает, что она в конце концов все решит и казнь не состоится.

– Когда тебя просят что-то сделать, это значит надо сделать, а не обделаться! – выпалила она.

– Оля, что ты говоришь!

– То и говорю, что две вещи только ты умеешь – зассать и обосраться! – как можно более грубо постаралась крикнуть Ольга, бросила в лицо мужа записную книжку, отчего та разлетелась по всей комнате ворохом листков.

И выскочила в кухню. Руки тряслись то ли от ненависти, то ли просто от злости.

Ольга схватила с полочки сигареты, распахнула форточку и закурила, сломав о коробок штук пять спичек.

Глубоко вдохнув, она закашлялась с непривычки.

Как тяжело, когда хочешь опереться на человека, а рука соскальзывает в пустоту.

И злобно на душе, и стыдно, что не сдержалась.

Муж заглянул в кухню, только когда она докурила почти до фильтра.

– Ты уж слишком…

– Да, прости.

– Но я все понимаю.

Он обнял ее, притянул к себе, погладил по макушке.

– Я не сержусь, Олечка. Ты просто еще не пришла в себя.

– Прости меня. Я постараюсь.

Все-таки он добрый человек и любит ее. Понимает и прощает эти безобразные вспышки. Ну а что не слишком хороший специалист – пусть об этом волнуется его руководство, а Ольге и дела нет. Главное, они вместе, муж и жена, и он никогда ее не бросит, будет с нею и в горе и в радости. Он принимает ее такой, как она есть, со всеми недостатками, которых наверняка гораздо больше, чем ей кажется, и Ольга обязана сделать то же самое для него.

* * *

Полина пробежалась по квартире. Все чистенько, нигде не пылинки, Зоя Михайловна прибралась на славу. Она еще приготовила обед на два дня, но борщом и котлетами потчевать гостя, естественно, не будем.

Скромно, по-европейски, печенье, сыр и кофе. И позже по бокалу вина. Сразу надо задать правильный тон.

Никаких кухонных посиделок, долой эту пошлость, примем гостя в рабочем кабинете, ведь это деловая встреча, а там уж как пойдет.

Полина усмехнулась. Как все-таки прекрасно, что мать уехала в ГДР передавать тамошним танцовщикам премудрость русского балета. Хорошей девочке полагается тосковать, скучать по маме, а она так и не загрустила, хоть мама уехала полгода назад. Заставляет себя, а никак, потому что без вечно поджатых губ матери и упреков, что «жизни не видела из-за твоих болезней», реально легче дышится.