Поезд не спеша пилит по Ноттингемширу – родным местам Бесс. Пологие холмы утыканы столбами линии электропередач. По-моему, эти конструкции со всей очевидностью демонстрируют, что человек может привыкнуть ко всему. Все поля страны утыканы этими гигантскими стальными монстрами, а мы не только не бежим прочь с криком, но даже их не замечаем.

Безо всякой видимой причины поезд останавливается близ Ньюарка. В воцарившейся тишине возобновляется шепот в моей голове: «Нельзя было уезжать». У совести голос моей жены, у нее же она переняла большинство убеждений.

Смотрю на телефон. От Лоры ничего. Надеюсь, это значит, что она пошла досыпать. Вчера добавил новых ярлыков – ссылки на каждый блог, чат или форум, посвященные затмению, которые смог отыскать в Интернете. Хочу сравнивать официальные сводки погоды со слухами.

Затем, по привычке оглянувшись, жму пальцем на секретную иконку «Фейсбука», запрятанную за дюжиной ненужных приложений. Если Лора узнает – убьет, но на «Фейсбуке» новости появляются мгновенно, а я учел все правила предосторожности – другое имя, невнятная картинка на аватарке, отключены сервисы, оставляющие геометки. Я захожу в аккаунт только с телефона или с рабочего компьютера, а с общего планшета – никогда. Чуть не попался пару лет назад. Какая-то женщина под именем «Таинственная леди» (что ж, двое вполне могут сыграть в игру под вымышленными именами) – на аватарке у нее был темный силуэт на фоне полускрытого солнца – отослала мне личное сообщение с вопросом: «Ты – Кит Маккол?» Я заблокировал ее и не заходил в аккаунт целый год. Больше она не объявлялась.

На стене группы, посвященной затмению, настроения колеблются от осторожного оптимизма до безграничного отчаяния. Старые заботы отступают под бременем новых. Когда поезд подъезжает к Ньюкаслу, мысли мои заняты исключительно погодой.

– Крис!

Каждый раз, когда меня окликают по новому имени, процессор в мозгу берет полсекунды на обработку.

– Ричард!

Он стоит под часами, невероятно роскошный в фарерском свитере. Рюкзак у него меньше, чем мой, в руке он держит ящичек с ньюкасловским темным элем. Ричард машет мне в знак приветствия. Приблизившись, пожимаю ему руку. Наша дружба не подразумевает объятий при встрече, но после четырех дней в одной каюте, может быть, мы к этому придем. Несколько лет назад мы вместе работали в лаборатории. Как-то раз, случайно обнаружив общую страсть к историям религиозных культов, отправились после работы ударить по пиву. Он больше интересовался наблюдением за звездами в телескоп, нежели затмениями, но, когда стало понятно, что в этот раз Лора не сможет поехать со мной в Торсхавн, я пригласил Ричарда – не только для компании, но и для того, чтобы он взял на себя часть расходов. Мы считали каждую копейку. Ричард вообще не в курсе, что когда-то меня звали Кит Маккол, и он понятия не имеет об истории с Бесс. Лора как-то поинтересовалась, решился бы он на поездку, если бы знал, что из-за меня нам может угрожать опасность.

– Да она совсем рыжая, как апельсин, – удивленно говорит он, тыча в мою бороду.

Мы прыгаем на эскалатор, ведущий к месту сбора, где уже стоит заведенный мини-автобус.

Разговор принимает метеорологический оборот. Беседа о капризах тепловых фронтов и параде планет расслабляет, как погружение в теплую ванну. Ни одному из нас не требовалось лишних разъяснений о природе явления или подробностях теории. Центральная операционная система в мозгах Лоры дала сбой – она тоже заразилась страстью охотников за затмениями, но, если я углублялся в теорию, глаза у нее стекленели. Ей вполне хватает просто стоять и смотреть, замирая от страха. Хотя мне этого не понять, я научился уважать такой подход. Однако обсуждать небесную механику с тем, кто разбирается, – ни с чем не сравнимое удовольствие. До этого я будто жил в местечке, где все говорят на иностранном языке. Я вроде его выучил и говорю прилично, но, найдя того, кто понимает все оттенки и нюансы моего родного наречия, готов плакать от счастья. В таких беседах присутствует объективность. Даже в счастливых браках разговоры никогда не несут нейтрального оттенка, к каждому слову прибавляется вес тех, что когда-либо сказаны раньше. Чистая наука – короткая передышка, поскольку на нее не наслаиваются пласты совести и морали. Лора запоминает все, что я говорю, и пытается найти подтекст, что часто сбивает меня с толку. Наука оперирует фактами и опирается на твердую почву. На оценочные мнения, напротив, опереться никак нельзя, слишком уж они зыбкие. Полагаю, что во мне живет только одно оценочное мнение – о Лоре.

– Смотри, какое приложение поставил, геолокацию отслеживает. – Ричард показывает мне экран планшета с маршрутами, наложенными на карту. – Общий, частями, туда-обратно. Все здесь!

Во мне закипает раздражение. Я полагал, что сам буду аккуратно наставлять Ричарда.

– Да вы, парни, знаете, что и как. – К нам оборачивается средних лет мужчина. – Видимо, раньше на затмениях бывали?

Не удержавшись, гордо выпячиваю грудь.

– Двенадцатое полное затмение!

Брови у всех ползут вверх. Ощущаю себя небожителем среди смертных.

– А я в первый раз, как девственник! – улыбается Ричард.

– Мы тоже, – мужчина жестом указывает на жену.

– Нет, я уже давно не девственница, – говорит она, и все вокруг хохочут.

Звоню Маку – надо убедиться, что он не уедет из города, пока меня нет. Хочу быть уверенным, что он отвезет ее в больницу, если понадобится. Нужно, чтобы рядом побыл кто-то из семьи. Рабочий график Лин непредсказуем, моя мама только раскудахчется, а отец Лоры просто не успеет доехать вовремя.

– Сделаю, – заверяет Мак. – Все время буду на «Стремянке», пока ты не вернешься. Не волнуйся, Лора под присмотром.

– И не вздумай пьяный садиться за руль, – предупреждаю брата. Понятное дело, что шучу. Он не пьет уже четырнадцать лет. Он завязал не потому, что вдруг решился встать на путь трезвости, и даже не потому, что ощутил ответственность за детей. Его подстегнул коммерческий успех. Мы с Лорой решили, что раньше он был злым, потому что его внутренний капиталист задыхался под гнетом хиппи-либерала. Он зовет себя босоногим делягой. Идиотское выражение. Разница между мной бывшим и мной настоящим в том, что я могу сказать ему об этом напрямую.

Городской пейзаж за окном меняется по мере приближения к порту. Всюду высятся башни из готовых к погрузке ящиков, а краны, словно космические ракеты, почти протыкают низкое небо. Я узнаю «Принцессу Селестию» по картинке из рекламной брошюры. При взгляде на крошечные иллюминаторы меня охватывает приступ клаустрофобии.

На причале у нас забирают багаж, заверяя, что чемоданы будут ждать нас в каютах. Мы с Ричардом в похожих свитерах стоим у трапа. Вокруг сотни людей. Несмотря на все слова, сказанные Лоре, я беспокойно шарю глазами, боясь увидеть шапку темных и кудрявых, как завитки дыма, волос, ожидая, что вот-вот меня окликнут по прежнему имени.

ЛОРА