Мне так нравится, малютка. Жить всегда – довольно жутко.

Металл никогда не был моей музыкой. Ну, он чуть лучше «Лед Зеппелина», но все равно ассоциируется с мотоциклами и мускулистыми быками в коже, которые приезжали в коммуну и избивали моего отца.

Но Китаянка обожала «Туз пик».

Эта песня казалась невероятно уместной в гостиничном номере с разбитыми бутылками из-под «Бакарди», занавесками из черного кружева и одноглазым плюшевым медвежонком. Она встала на кровать и повращала бедрами.

Если ты ищешь азарта и риска, я укажу тебе, где их найти, – они близко…

Идея выйти и разыскать Джастину промелькнула в моей голове, но я отогнала ее, потому что сейчас я здесь.

Здесь и сейчас, в «Королевском Отеле», я дала клятву. Обещай, что ты это сделаешь. Да, я Это Сделаю. Сделаю, сделаю.

За окном пошел ночной дождь, он покрыл небо россыпью брильянтов и нарисовал на нем дорожку надежды. Китаянка и я, мы были почти готовы Сделать Это. Я положила голову на руки и вгляделась в бледный рожок луны.

Прекрати витать в облаках, сказала Китаянка. Стоя надо мной, она задрала руки, точно рок-звезда на сцене, над толпой возбужденных фанатов, размахивающих зажигалками. Прекрати витать в облаках, повторила Китаянка.

Давай на фиг развлекаться!

Мы нюхали кокаин на обложке «Спроси Алису».[6]Китаянка сказала, что Алиса – это ее настоящее имя, но Алиса здесь больше не живет. Так что не спрашивайте Алису, сказала она и запустила книжкой в стену.

Я слыхала, ее отец выдумал всю книгу от начала до конца, сказала я. Это даже не дневник.

Меня это не удивляет, сказала она, совершенно не удивляет. Другая книга мне нравится гораздо больше. Она правдивее. Знаешь, сказала она, утирая нос, та, которая с чаепитием, тоннелями и «съешь меня». Да, подруга, вот та мне нравится, она честнее. Мама назвала меня в честь девочки из той сказки.

С момента моего прибытия (на такси, на деньги, которые отец оставил на еду), Китаянка исповедовалась как ненормальная.

Может быть, потому, что я пришла в бежевом плаще, который раньше принадлежал Эверли. Я не смогла напялить отцовскую фланелевую рубаху, да и устала я все время походить на бесполую деревенщину. Ни кожаных штанов, ни норкового манто у меня нет, но я решила хоть попытаться выглядеть элегантно. На истертой этикетке материного плаща с клетчатой подкладкой было написано «Лондонский Туман». Я не знаю, почему Симус сохранил ее плащ. Вообще-то он пытался стереть Эверли, будто ее нарисовали мелом. Китаянка сказала, что в плаще я похожа на частного детектива.

Может быть, из-за этого она продолжала исповедоваться.

Она рассказала много вещей, которые я никогда не повторю, потому что это не ваше дело, но их было достаточно, чтобы я возненавидела окружающий мир. Мир – трахнутое место. Я его до смерти возненавидела.

Вы наверное уже догадались: все, что сказал мне о ней Браун, было правдой.

Ага, сюрприз.

Ну, для меня – да.

Когда она сказала мне, что да, этим она и занимается, я вздрогнула, будто дождь внезапно полил внутри меня.

Вся комната изменилась.

Вроде того, когда тебе проверяют зрение и подносят увеличительные стекла прямо к глазам. Что-то расплывается, что-то приобретает удивительную резкость, и ты просто не можешь видеть.

Я увидела разбитые бутылки, прорехи в простынях и нацарапанное на стене Никто не выйдет отсюда живым.

Я не подала вида, скрыла удивление. Мне не хотелось, чтобы подруга Джастины думала, будто я наивна. Забавно, что сразу после откровений она спросила, не помогу ли я ей с мужиком. Пожалуйста, сказала она, мне очень нужна твоя помощь. Я должна выбраться отсюда и уехать в Пентиктон. Я готова начать все сначала. Там живет моя мать. Я думаю, она еще жива.

Ну как я могла отказать?

Особенно потому, что она призналась: ее осенило, едва она меня увидела. Что я именно Та. Она раньше просила и других девчонок, но они все сказали «ни за что».

Даже Джастина, та девка, про которую ты спрашивала, я умоляла ее, и она сказала «нет», а она, блин, сумасшедшая. Но и она мне не стала помогать. Ну, не то чтобы она могла. Она, похоже, совсем не в себе. Ну, и я тоже.

Ты? Ты на вид абсолютно нормальная.

Мне совершенно не хотелось ей рассказывать, что внешность обманчива и что я кажусь нормальной только потому, что холодна, одинока и не подпускаю к себе людей.

Ты, подруга, чиста, как больница. Вот почему ты мне нравишься. Я люблю больницы. Я нарочно передозировалась. Я передозировалась пять раз, только чтобы попасть в чистое место.

Это было последней каплей.

И еще одна вещь в Китаянке меня доконала – книжка «Мир». Она прятала ее в ворохе грязного белья. Алисин «Мир». Страницу за страницей занимали нарисованные по памяти карты. Берег Слоновой Кости, Тунис, Непал. Страницы сырые и измятые, но рисунки рельефные и живые. Ее страны были окружены алыми океанами, в которых плавали огромные черноглазые змеи и русалки с волосами, точно языки пламени. Она сказала, что нарисовала «Мир», когда ей было двенадцать, она тогда обожала географию. Я запоминала страны целиком, сказала она, и рисовала их с закрытыми глазами. Это дар – во всяком случае, моя учительница так говорила. Если ты мне поможешь сегодня, я смогу пойти в школу рисования карт. Есть же такая школа, правда?

Ну конечно, ответила я, хотя никогда о таком не слышала.

Ну вот, я была частью Плана, безумного, как и отцовский. Нам не требовались молотки и солнечные панели. Мы полагались на Китаянкины губы, на ее ложь и в основном – на ее руки.

Руки. Она сняла лак ацетоном. Чем темнее, тем лучше, сказала она, хотя у нас будет минимум света. Мы набросили плащ моей матери на настольную лампу, так что свет в комнате превратился в еле заметное голубое сияние. Она сняла браслет с подвесками, потому что серебряное сердечко и пони сталкивались и звенели, когда она двигала рукой. Она сунула зубную щетку в носок, и я вспомнила о Джастине, размышляя, сделала бы она что-нибудь подобное, но даже тогда зная, что нет, никогда. Мне тоже не стоило, но хотелось лишиться невинности, которая совершенно ни к чему.

Мужчина сверху постучал в пол, крича по-китайски, будто из автомата палил.

Китаянка его проигнорировала и прибавила звук до максимума.

Ты что-то теряешь, ты что-то находишь, но в общем-то наплевать на все.

Я доверяла ей, несмотря на то, что она была накокаиненная. Просто поцелуй его, убедись, что он закроет глаза, сказала она.

Кокаин делает тебя неуязвимой. Конечно, подруга, я поцелую Мужика На Шесть Миллионов Долларов, хвасталась я, будто делала подобное каждый день. Дин Блэк не в счет. Он был моим парнем, он был любимчиком всех девиц. Моя бывшая подруга Тиффани Чэмберлен доставала меня, когда я начала ходить в лес с Дином. Глазам своим не верю, что она ему нравится, шептала она так, чтобы я услышала, она ведь не такая уж и хорошенькая. Она странная. Она жила у этих уродов с их свободной любовью. Ну что же, Тиффани может забирать Дина себе. Я здесь.