- Как убила?! Кого?

«Да эта бабуля из ума выжила, Надя и убила – бред какой-то!»

- Ну, откуда мне знать кого, да и слышно было плохо. Они тут с этим все шептались, – отставника бабка явно недолюбливала, – а он ей говорит – сдайся, меньше дадут, а она – нет. Соньку подхватила и бежать.

Кирилл, шелестя букетом, потер виски. «Надя убила?! Да она лишний раз комара не мола прибить. Мясо правда безжалостно рубила, но… И мне какой-то бред в голову лезет. Надя, да она ангел. Кирюха, соберись, Надюшу спасать надо!»

- Это вам, – с вымученной улыбкой протянул он розы старухе.

- Ой, ну что вы, – с деланным смущением сразу схватила она букет.

- А это, – Кирилл выгреб все содержимое бумажника, – к пенсии… чтобы вы больше ничего такого никому не рассказывали, – он посмотрел на бабку тяжелым давящим взглядом.

- Уже забыла, – быстро спрятала она в засаленный фартук нечаянное богатство.

Дождавшись, когда старуха, наконец, сгинет, Кирилл опять стал звонить отставнику.

- Я полицию сейчас вызову, – полетела через дверь угроза.

- Послушайте, давайте поговорим, я Наде зла не желаю, я, наоборот, помочь хочу… Я люблю ее, – как легко это оказалось произнести.

За дверью молчали.

- Да я вообще не знал, что у меня дочь есть. Она обиделась и ушла, я ее искал. Ну, может я и подлец, но она не дала мне шансов исправиться, просто бросила меня, – Кирилл исповедовался сейчас не только перед упертым дедом, но и перед Надей, той Надей из прошлого, с большими наивными глазами.

- Заходи, – отставник приоткрыл дверь, пропуская Кирилла.

Протиснувшись в образовавшуюся щель, Медный оказался в чужой квартире, по военному строгой, без излишеств. Дед жил один, вернее не один, а с неунывающей лайкой. Собака, не обратив внимание на гостя, радостно запрыгала вокруг медведя.

На подоконнике маленькой аскетичной кухни Кирилл сразу признал «нашу» орхидею, почувствовал, что это она: «Значит, действительно уехала, не могла она просто так бросить свое «дерево для уюта»».

- Часто не поливайте, – указал он на цветок, – и лучше в поддон лить.

- Без сопливых, – обиделся дед. – Садись, – он пододвинул гостю табуретку.

- Что за дичь эта бабка несла? Какое убийство? – Кириллу не сиделось, от волнения он начал ерзать на жесткой деревяшке. 

- Может и не убийство, но что-то недоброе, это точно. Не от тебя же она бежит? – дед уставился на Кирилла выцветшими проницательными глазами.

- Нет! Зачем ей вообще бежать?

- Не знаю, не призналась она, сказала только, что нехорошие люди за ней идут.

Волнение перехватило горло. Стало трудно дышать.

- И больше ничего?

- Что телефон она выкинет и дозвониться я ей не смогу. Так вот. Ой, попадет девка в беду, – сокрушенно покачал старик головой.

- Не попадет, я не позволю! – Кирилл вскочил и подхватив медведя, обнюханного лайкой, побежал к двери, потом резко развернулся, - Вот визитка, позвоните, если что-то узнаете. Я ей не враг, она мать моей дочери.

- Как можно было такую бабу упустить? Тюфяк, – проводил его дед «добрым» словом.

Кирилл пулей вылетел из подъезда. «Нехорошие люди, нехорошие люди», – крутилось в голове. Кто-то желает навредить Наде, а он ничего не знает! Усевшись в машину и усадив напарником медведя, Медный выехал со двора. Крутнувшись по вечернему микрорайону, Кирилл набрал Терентьева: 

- Она опять пропала! Слышишь?! Пропала!

- По порядку, – услышал он спокойный голос Виктора.

- Витя, за ней кто-то гонится, она бросила квартиру, дерево, забрала Соню и куда-то уехала. Пару часов назад уехала, не так давно, можно же еще догнать?

- Эдуардыч, какое дерево?

- Да неважно – какое дерево! Витя, срочно пошли людей на вокзалы, автостанцию, в аэропорт. Опроси таксистов – не садилась ли к ним девушка в голубой куртке с ребенком, где высаживал. Это все срочно! Слышишь? Сюда, в Березки, пришли наблюдение, камеру в подъезде поставьте – следить, кто у квартиры объявится. Витя, Надя с Соней в опасности!

- Сам куда?

- На жд вокзал.

- Я подъеду.

Кирилл гнал по набережной, объезжая соседние машины, ему недовольно сигналили. Фонари мелькали, образовывая тревожную рябь. «Кто может желать зла Наде? А если это…» У Кирилла были и тайные недоброжелатели, и открытые враги. Как же без них? А если это до него хотят дотянуться через Надю? Но ведь никто не знал про его Кораблеву. Ну да, никто, кроме: Терентьева, Михалыча, Вадика с этой Ангелиной, бывшей жены, Злотникова, охранников с проходной, торговцев на набережной и еще двух десятков случайных свидетелей, а так никто.

«А эта версия про убийство! Да нет, бред! С чего эти старики решили, что она кого-то убила?» Он снова забегал пальцем по экрану телефона.

- Алло, Палыч. Как сам, бодрячком?

- О-у, какие люди, господин Медный! – прилетел с того конца бодрый стальной бас.

- Виолетта Степановна в здравии?

- Потихоньку.

- На пенсию не выпроваживают? – Кирилл старался не выдать волнение.

- Не дождутся. Кирюха, валяй уже со своей просьбой, а то сейчас о погоде начнешь спрашивать.

- Палыч, у нас по городу в последнее время убийства были?

- Кирюша, кого замочил? – хрюкнули в трубке.

- Пока никого. Так что там?

- Ну, были, как без них? Прогнил род человеческий, – бас погрузился в философскую меланхолию.

Кирилл, чуть поразмыслив, решился на главный вопрос:

- Среди подозреваемых молодые женщины с годовалыми младенцами есть?

- Нет, младенцы в убийствах не замечены, – загоготали на том конце.

- А молодые женщины? – а сердце – тук-тук-тук.

- А должны были?

- Палыч, я серьезно.

- Так и я серьезно, – не бывает бывших следователей.

- Я не знаю, – устало произнес Кирилл. – Сообщи, если что нарисуется, ты же знаешь, я в долгу не останусь.

- Кирилл, все сделаем.

- Ну, бывай. Виолетте Степановне мой поклон.

- Передам. Разрулишь дела, приезжай, порыбачим.

На вокзале в вечернее время было многолюдно. Пассажиры с объемными чемоданами толпились у пункта досмотра. Несколько раз пробежав толпу глазами, Кирилл встал в очередь. Кто-то на него косился, возможно, узнали. Плевать. Прорвавшись через досмотр, Медный влетел в старинное здание вокзала. Его оглушила многоголосая какофония, вокруг замелькали лица. Когда-то Кирилл очень любил вокзальную суету, предвкушение дороги и ощущение дурманящей свободы. Да были времена, когда он слыл романтиком, но жизнь умеет из робких мальчиков выколачивать лишние сантименты.