— Да. Возможно.

Он все еще стоял в проходе, поэтому Ольга, чтобы не нарваться на него, обошла ряд сзади.

— А те, кто посещал факультативный спецкурс, получат зачет автоматом, как в прошлом году?

— Да. Возможно.

— Его заело, что ли? — Прошептал кто-то.

И по последним рядам прокатились сдавленные смешки.

Алексеева подошла к последней парте и напоролась на холодный взгляд Мануш. Черные глаза мазнули по ней ледяным холодом. Не стоило Артуру вступаться за Ольгу, теперь его подружка едва не взрывалась от ревности.

В этот момент Озеров, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию, а Алексеева вернулась на свое место с пунцовыми от стыда щеками. Привычно теребя ворот водолазки, она уговаривала себя не разреветься прилюдно. Он ее унизил. Выставил на посмешище! Бессовестный гад!

Когда прозвенел звонок, профессор никак не отреагировал. Продолжал монотонно рассказывать материал еще минут пять, и никто не смел шевельнуться.

— На этом всё. Можете быть свободны. — Наконец, сказал он.

Ольга вскочила, быстро скидала в сумку тетради и ручку и метнулась к двери.

— А вы, Алексеева, задержитесь. — Прозвучало как приговор.

Сердце пропустило сразу несколько ударов. Она медленно обернулась и с трудом выдавила:

— Зачем?

— У меня есть вопросы… по вашей курсовой. — Не глядя в ее сторону и отмечая что-то в своей записной книжке, строго сказал профессор.

Пальцы Алексеевой нервно впились в ремень сумки. Ей хотелось убраться подальше отсюда вместе с толпой одногруппников, ринувшихся к выходу, но выбора не было — никто не посмел бы ослушаться Озерова.

Пока все спешили к двери, она медленно шла к его столу. Каждый шаг давался с трудом — девушка будто направлялась на эшафот. Что это могло означать? Чего он от нее хотел? Унизить еще сильнее? Оскорбить теперь уже наедине?

Озеров продолжал, наклонившись, что-то записывать в ежедневнике, а она осторожно пробиралась к нему, не упуская хорошей возможности в подробностях рассмотреть этого мужчину. Всё-таки, с одним фактом невозможно было поспорить — этот гад был по-настоящему привлекателен. Нет, роскошен!

Волевой мужественный подбородок, смуглая золотистая кожа, прямой длинный нос и пронзительные светло-зеленые глаза. Его широкие, сильные плечи выделялись даже под строгой светлой рубашкой. Одевался профессор всегда просто, но со вкусом. Его брюки, джемпера и сорочки выглядели ультрамодно. Особенно в сравнении с одеяниями остального мужского преподавательского состава учебного заведения.

Алексеева подошла и замерла у стола в полной решимости дать при необходимости отпор. Она тяжело дышала, ее руки продолжали дрожать. Девушка ожидала от профессора чего угодно, но только не того, что Озеров вдруг выпрямится, сложит руки на широкой груди и молча уставится на нее.

Профессор дожидался, когда последний студент выйдет из аудитории. Но назойливый Юшков будто специально долго возился с вещами, копался в идиотской, затасканной кожаной папке, которую вечно носил подмышкой, и кидал короткие, заинтересованные взгляды в их сторону.

Озеров еще в начале лекции заметил, что парнишка заглядывается на Алексееву. Смотрит на нее неотрывно, буквально жжет взглядом. А то, что он хотел вступиться за девушку, только подтвердило догадки. И бесило отчего-то еще больше. Профессор ревновал, но ни за что не хотел признаваться в этом даже себе самому.

— Юшков, я тебя жду. — Прозвенел чей-то голосок у двери.

Зуфарова. Матвей Павлович не всегда мог вспомнить, как зовут середнячков, но хорошо запоминал фамилии тех, кто опаздывал на его пары или учился из рук вон плохо. Отличников он тоже помнил. Но эта девушка относилась скорее к первой категории: вечно спящая на лекциях или рисующая комиксы на полях тетрадей Зуфарова. Довольно сообразительная, но жутко ленивая студентка.

— Меня? — Брови Юшкова приподнялись.

Он явно хотел задержаться и дождаться Алексееву.

— Тебя-тебя. — Мелкая Зуфарова почесала кудрявую башку. — Дело есть.

— Хорошо. — Недовольно вздохнул Юшков, сунул папку подмышку и зашагал к выходу.

— Идем. — Кивнула ему троечница. — Слышь, чо скажу. Ты же этот, как его, пловец?

— Ага.

Хлопнула дверь.

Теперь они с Ольгой остались вдвоем. Отрезанные от всего мира стенами аудитории. И Озеров чуть было не растерял всю свою решительность.

Ольга терзала его своим гордым взглядом из-под ресниц. Ее ореховые глаза смущенно смеялись. Матвей Павлович смотрел на нее и понимал, что сопротивляться своему желанию становится все труднее. Студентка терпеливо ждала, когда он заговорит, а мужчина с трудом мог дышать, не то, чтобы подбирать слова или складывать их в предложения.

Узкая водолазка, обрисовывающая тонкие девичьи изгибы, высоко поднимающаяся на вдохе грудь, красивая, длинная шея, мягкие каштановые волосы, которые она то и дело поправляла. Красивая до сумасшествия. Ожившая фантазия, не иначе.

В животе у профессора все оборвалось. Наверное, не было у него дня хуже, чем этот. Ноющая боль упрямо сжала внутренности. Нет, он не сможет запретить себе хотеть обладать этой девушкой, потому что даже простое желание поцеловать ее сейчас было острой занозой в воспаленной ране — раздирало его изнутри.

— Я вас раздражаю, да? — Тихо спросила Ольга.

И облизнула губы.

Такое простое движение, и от самообладания Озерова разом ничего не осталось.

— Почему?

Алексеева нервно провела пальцами по розоватому пятнышку на виске.

— Вы ясно дали это понять на лекции.

Мужчина выдохнул и сложил руки на груди. Если бы он этого не сделал, кто знает, куда бы потянулись эти самые руки.

— Поймите, я не могу переключаться, как по щелчку. Это мой стиль общения со студентами, иначе меня не станут принимать всерьез. Или вы обижаетесь, что я веду себя с вами так же, как со всеми? Согласен, получилось жестко, но я не могу выделять вас среди других студентов только из-за того, что произошло вчера.

Ее щеки вспыхнули, глаза блеснули обидой.

— А что произошло? Я ничего и не заметила. — Ольга выпрямилась, расправила плечи.

Озеров был уязвлен, но тоже быстро взял себя в руки:

— Это правильный подход. Я думаю, что посторонним незачем знать. Об этом я и хотел поговорить сейчас с вами.

— Мне показалось, вы уже все сказали.

— Нет. Я хотел бы попросить прощения за свою несдержанность. Я воспользовался тем, что вы были пьяны.

А еще молоды и красивы. И от вас потрясающе пахло сладостями. Разумеется, он этого так и не сказал, но заметил, как девушка, с трудом сдерживая эмоции, поджала губы.