Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что простить?
— За слабость.
— Слабость?
— Да.
Она сделала продолжительную паузу, в которую Лёша и не думал вмешиваться.
— Прости за мою слабость. Я. не должна плакать, я пообещала ему быть сильной и что никто и никогда не увидит моих слёз и не услышит всхлипов, но обещание это не сдержала.
Сжав руки в кулаки и прикусив губу, она пыталась заглушить подступающую душевную боль физической.
Затаилась гробовая тишина. Время словно вовсе остановилось.
— Ещё раз прости за мою слабость. Ненавижу эту черту своего характера. Никто не видел как я плачу уже два года. Я даже над его могилой не проронила ни слезинки. Джон был для меня одним из самых важных людей. Он научил меня играть на гитаре, писал песни и никогда не унывал. Я за все годы, которые знала его, ни разу не видела его в ужасном настроении. Даже когда ему сказали о неизлечимом заболевании и то, что ему осталось от силы два месяца, он не расстроился.
Она замолчала. По-видимому, она ещё многое не договорила, но гнусная истерика давила её, не давая сказать ни слова.
Лёша просто молчал, осознавая, что помочь он ей ничем не сможет, максимум, просто находится рядом.
Непроизвольно, он взялся за инструмент и стал наигрывать знакомую мелодию, тихонько, едва ли слышно, напевая:
— Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…
Он стыдливо замолчал, но играть продолжил, когда девушка заплаканная, оторвавшись от намокшей подушки, смотрела на него.
— И жена не уйдет к другому…
— Если у вас, если у вас, если у вас нет жены, нету жены…
Голоса их слились во едино и звучали просто невероятно.
«В который раз убеждаюсь: музыка лечит.»
Очередной раз пробежала эта мысль у него в голове, заставив искренне улыбнуться и ещё с большим азартом перебрать пальцами по новым струнам и петь уже гораздо смелее:
— Оркестр гремит басами, трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.
12 глава
Снова утро. Снова надоедливое пиканье будильника.
— Открывай глаза, спящая красавица.
Тёплое дыхание Рамзеса заставило открыть, склеенные сонной пеленой глаза парня.
— К чёртвой матери иди. Рамз, что ты тут делаешь?
— Любуюсь тобой, конечно.
Он отдалился и стал расхаживать по комнате, нервно перебирая пальцами.
— Что-то случилось?
— Нет.
В одном слове чуялся подвох. В нём хранилась некая тайна, некая сокровищница, затаившая в себе что-то не приятное.
— Что-то же случилось.
— Нет, но могло.
— Сукин сын, что стряслось?
— Ли пыталась покончить с собой.
На пару минут дар речи буквально покинул его и он без сил рухнул на подушку.
— Т-ты шутишь?
— Я похож на юмориста?
— Что с ней?
— Она в больнице.
— Так и знал, что нельзя её одну оставлять.
— Постой. Только если не хочешь чтобы её закрыли в комнату с психами на несколько добрых месяцев, то при представлении, будь добр, скажи, что та повредила руки при падении на осколки разбитой посуды.
Лёша сорвался с места, схватил первые попавшиеся вещи и пулей вылетел из квартиры. Холодный ветер, в перемешку с леденящим дождём били ему в лицо. Он бежал, осознавая, что их последняя беседа могла уже произойти и он никогда бы не увидел её в своём прекрасном облике.
Перед ним мелькали здания, сменяясь одно другим, люди и машины, пока не показалось нужное построение.
Запыхавшись, он ворвался в помещение.
— Добрый день. К вам вчера поступила девушка, лет шестнадцати, с попыткой нанесения себе увечий, угрожающих жизни. Подскажите, где я её могу найти?
— Здравствуйте. Таких у нас нету. Их можете найти в психологическом диспансере.
— Новопоступившая девушка есть? Ровесница моя. На осколки вчера упала. Ноги заплелись и случайно с буфетом упала сама.
В голове всплыли слова хранителя и он тут же их проговорил.
— Кем вы являетесь?
— Я её молодой человек.
Фраза вырвалась необдуманно и напугала его больше чем известие об своём товарище.
— Молодой человек, значит. У нас посещения запрещены.
— Что?
— Посещения запрещены.
Женщина повторила два слова с серьёзной интонацией, давая понять, что изменить положение не возможно.
— Ну почему?
— Потому что таковы правила.
— Я её возлюбленный. Мы вместе уже продолжительное время. Не так давно я отлучился в Мурманск по учебным вопросом, ну там поступление и остальное. А когда уже ехал обратно, мне приходит телеграмма: мол, приезжай, с Ликой плохо. Вон я и сорвался с вокзала сразу сюда, даже подарок не купил. Стыдно, но больно хотелось убедиться, что с моим другом сердечным всё хорошо.
— С вашим «другом сердечным» всё хорошо. Всё это замечательно, но правила есть правила и переступить через них мы не можем.
— Не можете через правила переступить?
— Всё именно так.
— Ну, тогда я переступлю через себя и полезу к ней в окно.
Медсестра замерла на места, схватившись за сердце. Из её вылился испуганный вскрик, а из рук выпала ручка, и это всё, в какой-то степени, позабавило юношу.
— Да Вы сумасшедший.
— Она мне так же говорила.
Ответил Лёшка, лишь слегка подняв уголки губ.
— Л-ладно. Молодой человек, пройдёмте. Ещё не хватало нам травм на нашей территории.
— Я тоже так думаю, хоть и могу уверить, что добрался бы до нужного окна и нужной палаты в целости и сохранности.
— Господь с вами.
Верующая, значит, но ничего, так даже проще.
Она повела его по тёмным коридорам, над которыми висели огромные тяжёлые трубы. В такие моменты, ощущается будто человек самая настоящая букашка и ничего по-сравнению с целым огромным миром. Прошло пяти минут невыносимого жужжания, после чего где-то не так далеко появился просвет.
Тяжёлый аромат медицинского спирта и хлорки, витающий в воздухе, щекотал ему ноздри, заставив чихнуть.
— Будьте здоровы.
— Спасибо.
— Лена, отведи его к вчерашней.
— Ты с ума сошла? Посторонних не водят.
— Беру его под свою ответственность.
Молоденькая медсестра ещё немного по возмущалась, но в конечном итоге, сдалась.
— Идёмте. Только ниже травы, тише воды. Понял?
Лёша лишь кивнул головой.
Они пришли в новую палату. Яркий солнечный свет освещал белоснежные стены, что заставило прихожан зажмурить глаза. Погода сменилась за несколько минут и он бывалого бурана не осталось не следа.
В центре палаты, за ширмой, находилась кровать.
— Даю вам пару минут.
Сухо произнесла медсестра, на последок, оглянувшись на него.
Он прошёл пару шагов и замер.
На койке лежала она. Озарённая солнечным светом, девушка была чудесна: необычайно спокойна, она читала книгу. На потёртой обложке, вырисовывалось название «Анна Каренина».