– Молодец, соображаешь. Сейчас не помешает по бокальчику для профилактики простудных заболеваний.

– Для этого водочки бы лучше, – заметила моя подруга, усаживаясь за стол.

– Будешь? – предложил Матвей.

Оксана отрицательно затрясла головой:

– Да ты что! Я ж не пью такое, так, к слову пришлось.

За ужином Матвей рассказывал байки о своих студентах и выглядел таким увлеченным, что я даже на какое-то время перестала жалеть о том, что он занялся преподаванием – похоже, ему это действительно нравилось и приносило удовлетворение. Может, я ошибаюсь, думая, что счастье хирурга – в операционной? Может, учить других тому, что знаешь сам, это тоже призвание? Если судить по Матвею, то так и есть.

Постелив Оксанке на диване в кабинете, я пожелала ей спокойной ночи и ушла в спальню, так и не поняв, что же все-таки произошло с моей подругой. Но среди ночи, выйдя в кухню за водой, я услышала, что она не спит, а разговаривает с кем-то по телефону. Невольно замедлив шаг, я прислушалась и среди бормотания Оксаны четко различила фразу:

– Если ты обещаешь на мне жениться, я напишу всё, и бесплатно.

Надежда

Август

В дождь особенно хорошо спится. Мерный звук падающих на металлический подоконник капель словно убаюкивает, вымывает из головы все дурные мысли и навевает только дремоту. Раньше я всегда спала с открытыми окнами до наступления холодов, но теперь считала это не самой лучшей привычкой, хотя и жила на третьем этаже. Потому наслаждаться звуками дождя приходилось за закрытыми створками и опущенными плотными шторами. Мне снился отец в белом кимоно, он стоял ко мне спиной и говорил с кем-то, кого я не видела, так как фигура папы полностью закрывала его собеседника. Вдруг папа повернулся и строго спросил:

– Почему ты до сих пор лежишь? Вставай и выходи из квартиры, ты же тут задохнешься.

Я открыла глаза и вдруг с ужасом поняла, что на самом деле задыхаюсь – откуда-то из коридора тянуло дымом, он разъедал глаза и заполнял легкие. Господи, пожар! Я заметалась по комнате, пытаясь одеться, схватила телефон, бросила его в сумку, которую всегда держала у изголовья кровати – там были все документы, и кинулась в коридор, схватилась за ручку и вдруг поняла – ручка холодная, значит, это горит не дверь, а что-то на площадке. Если резко открою дверь, могу усилить пламя. Самое умное, что пришло в голову, это позвонить в экстренную службу и выйти на всякий случай на балкон. Пожарные приехали быстро, вошли в подъезд и обнаружили рядом с моей дверью полыхающий в металлическом баке мусор. Никакого бака на площадке вечером не было. Потушив его, пожарные обошли подъезд, ничего больше не обнаружили, зато выразительно посмотрели на кроваво-красные надписи на стенах, и самый старший из них сказал:

– Вы бы в полицию обратились. Сожгут же. Бак – это предупреждение. Месяц назад одному должнику двери подпалили, квартира сгорела, хорошо еще, что сам жив остался.

– Спасибо, – пробормотала я. В полиции мне уже отказали, посоветовали просто вернуть долг. Как будто, будь у меня эти деньги, я бы без советов не разобралась, что и как сделать…

В квартире отвратительно пахло гарью, пришлось распахнуть все окна, поборов страх. Задохнуться тоже было страшно, даже страшнее, чем совершенно теоретическая возможность проникновения посторонних через окно. Но спать уже совершенно расхотелось.

Я включила ноутбук, сварила кофе, закуталась в теплый халат и плед и, усевшись за кухонным столом, открыла присланный автором текст. Сосредоточиться не удавалось, я то и дело ловила себя на пропущенных запятых, на невыправленных стилистических огрехах и в конце концов решила, что продолжать смысла нет. Не получилось и посмотреть сериал, я не могла вникнуть в сюжет, не понимала, о чем говорят герои, а потому выключила ноутбук, допила кофе и решила убрать квартиру. Конечно, в пять утра рановато, но мытье полов всегда меня успокаивало, и я никогда не понимала тех, кто говорил, что терпеть не может это занятие. Меня чисто вымытые полы в квартире успокаивали и настраивали на позитивные мысли. Мама, кстати, для успокоения нервов всегда мыла окна…

К шести утра квартира блестела такой чистотой, что даже самый педантичный человек не нашел бы, к чему придраться.

– Говорят, это признак психического расстройства, – сообщила я своему отражению в зеркале. – Собственно, и разговаривать вслух в пустой квартире – тоже.

Я показала язык, отражение ответило тем же, и настроение мое как-то само по себе улучшилось. Наверное, прав тот, кто говорит, что выбираться из постели лучше всего задолго до рассвета, тогда день проходит лучше. Вот сегодня и проверим.

Неожиданно я почувствовала такую бодрость, какой давно уже не испытывала – наверное, со дня маминых похорон. День еще толком не начался, а я уже переделала кучу дел, отредактировала все, что обнаружила в своем рабочем ящике, отослала редактору, вычитала несколько глав брошюры, которую взяла на корректуру у какой-то подруги Иланы Григорьевны – она частенько подкидывала мне такого рода подработки, – даже сварила харчо. Нет, определенно, в ранних подъемах что-то есть. Вот если бы еще они не сопровождались поджогами мусорных бачков…

Но теперь мне совершенно нечем заняться до вечера, вот в чем проблема. А это значит, что я снова и снова буду обдумывать все мыслимые и немыслимые выходы из сложившейся ситуации, хотя отлично понимаю, что их нет. Вернее, есть, один, и как раз тот, что труднее всего реализовать. Я должна выплатить все деньги, что задолжала моя мать. Но их у меня нет.

Когда привыкаешь жить в каждодневном кошмаре, то со временем начинаешь думать, что хуже уже ничего не будет. И вот тут жизнь преподносит тебе очередной сюрприз. Ровно в три часа дня ко мне приехали какие-то люди – мужчина и женщина – и через дверь сообщили, что моя квартира мне больше не принадлежит. Я оторопела настолько, что впустила их и через минуту уже держала в руках документы, из которых следовало, что квартира является залогом за очередной кредит в банке, который оформила моя мать. Об этом кредите мне ничего известно не было, я не могла еще разобраться с разными конторами микрозаймов, где долги тоже росли с космической скоростью, а тут еще и это…

– Но я… я ничего не знаю, – забормотала я, понимая, как жалко выглядят мои оправдания.

– Девушка, милая, я понимаю, такие новости всегда шокируют, – мягко сказала женщина, оказавшаяся юристом, – но поймите и нас. Выплат нет, кредит не погашается, мы вынуждены обратиться в суд. Это я еще по-человечески хотела, чтобы не сразу повесткой огорошить.

– Но… мама умерла, понимаете? – Я метнулась в комнату, принесла свидетельство о смерти, стала совать его женщине. – Вот смотрите… видите? Мамы нет, а я ничего у вас не брала…

– Я очень вам сочувствую. Но по закону…

– По какому?! По какому закону вы хотите выбросить меня из квартиры, где я родилась?!

– Ваша мама подписала документы, в которых все ясно сказано, – мгновенно став чиновницей, а не человеком, механическим голосом произнесла юрист. – Всего доброго.