— Ой, liebchen[12], — смущенно откликнулась она. — Все хорошо. Просто я устала.

Ее слова ничуть не успокоили Пию. Она внимательно всмотрелась в лицо матери, волнуясь, что та не говорит всей правды. Мутти не имела привычки жаловаться на усталость, да и вообще на что-нибудь.

— Ты ела сегодня?

Мутти кивнула.

— Kartoffelpfannkuchen[13] — картофельные оладьи и яблочное пюре.

— Это совсем мало, — заметила Пия. — Давай-ка ты поешь и ляжешь подремать, пока близнецы спят. А я заштопаю носки.

К удивлению Пии, мутти кивнула, положила шитье на стол и встала.

— Ja, пожалуй, пойду прилягу. — Она подошла к кровати Пии, сложила учебники на пол и забралась под одеяло. — Суп почти готов, — добавила она. — Последи, чтобы не выкипел. — Она глубоко вдохнула и прерывисто выдохнула.

Пия впилась ногтями в ладони. Мутти никогда не ложилась днем. Девочка подошла к кровати и присела радом.

— Ты точно хорошо себя чувствуешь? Может, позвать миссис Шмидт?

Мутти слабо улыбнулась.

— Не беспокойся, liebchen, все нормально, — ответила она. — Помнишь, я говорила, что мальчики сегодня капризничали? И ночью спать не давали. Я действительно очень устала. — Она закрыла глаза. — А миссис Шмидт сейчас нет.

— Как это? Где же она?

— Уехала к матери в Питтсбург.

— Тогда нужно позвать врача, — настаивала Пия. Мысль о том, что придется снова выйти в город, ужаснула ее, но ради матери она была готова рискнуть. Потом ей вспомнились слова учителей о недостатке врачей и медсестер из-за войны и о том, что оставшийся медперсонал перегружен работой в больницах, и в груди снова зашевелился леденящий страх.

Мутти открыла глаза и строго взглянула на дочь.

— Я здорова, Пия, просто нужно несколько минут отдохнуть. Тогда мне станет лучше.

Пия вздохнула. Только бы мама говорила правду. Как это неприятно — чувствовать себя такой беспомощной.

— Тогда я закрою окно, чтобы ты не замерзла.

Мутти повернулась на бок и натянула одеяло до подбородка.

— Nein, свежий воздух необходим для профилактики инфлюэнцы.

Пия потянулась рукой ко лбу матери и замерла. А если она почувствует боль в груди или станет задыхаться? Что тогда делать? Миссис Шмидт уехала, больницы переполнены. Закусив губу, она подошла к столу и взяла носок. Наверно, все-таки стоит проверить, нет ли у мутти жара. Если мама больна, нужно скорее найти помощь. Возможно, другие соседи знают, как поступить. Может, у них найдутся лекарства или глоток виски. Ах, если бы миссис Шмидт была здесь!

Через некоторое время Пия отложила штопку, подошла к изножью кровати и взглянула на мутти. Та крепко спала, открыв рот; к щекам и губам прилипли взмокшие пряди волос. Изнурение отразилось на лице матери, состарило ее. Пия глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Что же делать? Она взглянула в окно на квартиру Финна. Вот бы послать ему записку и попросить о помощи! Но веревку занимали подштанники и детская одежда. Снять их, не разбудив мутти, не удастся. И вообще, кто знает, ответит ли ей друг? Можно просто перебежать через переулок и постучать в дверь квартиры семьи Даффи, но вдруг близнецы проснутся, а мутти не услышит? Не говоря уже о том, что Пии не хотелось выходить одной даже в коридор, не то что на улицу.

Словно разбуженные ее мыслями, мальчики заплакали. Мутти открыла глаза и начала садиться.

— Лежи, я их принесу, — сказала Пия.

— Nein, — возразила мутти. — Они голодны, да и работы по дому полно. — Она передвинулась к краю кровати, встала, уперев руки в поясницу, и направилась в спальню.

— Достань, пожалуйста, картошку помягче из супа, чтобы покормить братьев.

— Хорошо, мутти, — сказала Пия.

— И закрой окно, они могут замерзнуть.

Пия опустила оконную раму и подошла к плите. Взяв шумовку с кухонной полки, она выудила из кастрюли несколько рассыпчатых картофелин и положила в миску. Мутти вышла из спальни с Олли и Максом на руках, пристроила детей на кровати и сняла с бельевой веревки чистые подгузники. Переодевая сыновей, она улыбалась и целовала личики малышей, смеясь, когда они журчали и гулили.

— Вы самые лучшие крошки в мире! — уверяла она, агукая вслед за сыновьями. — И самые красивые. Проголодались? Ja? Сейчас сестренка приготовит вам ужин.

Пия размяла картошку в миске и добавила немного бульона, все время поглядывая на мать. Может, не стоило волноваться? Похоже, мутти и вправду утомилась, а теперь подремала и восстановила силы. В любом случае сейчас все хорошо. Страх постепенно растаял, и Пия расслабила плечи.

Мутти подняла Олли на руки, поцеловала в щечку и снова положила на матрас. Потом потянулась к Максу, но вдруг остановилась, прижала руку ко лбу и тяжело опустилась на край кровати. На бледном лице расцвел лихорадочный румянец.

Пия отставила миску и бросилась к матери:

— Что случилось, мутти?

Та закрыла глаза и застонала.

— Не знаю, — пробормотала она слабым голосом. — Голова что-то кружится.

В груди у Пии тяжело забилась паника.

— Я пойду поищу врача.

— Nein, — возразила мутти. — Ты никуда не пойдешь. Это опасно.

— А если… — Пия попыталась унять дрожь в голосе. — А если ты заболеваешь?

— Я здорова. Не кашляю, лихорадки нет, только усталость. Кроме того, у нас нет денег на врача. Да и все равно никто не станет помогать немцам.

— Может, позвать соседей?

Мутти покачала головой.

— У них полно своих забот. Мне надо просто отдохнуть: это лучшее лекарство. — Она заставила себя встать с кровати. — Присмотришь за мальчиками пару часиков, пока я посплю?

— Конечно. Я принесу тебе поесть.

Мутти кивнула и побрела к спальне. Пия пошла за ней, стараясь сохранять спокойствие. Мать ни разу не жаловалась на плохое самочувствие, даже после рождения близнецов, когда миссис Шмидт советовала ей провести две недели в кровати. Не жаловалась, когда ее непрестанно мучили сильные головные боли или когда сломала большой палец на ноге. Мутти безмолвно и старательно выполняла свои обязанности и никогда не сдавалась. И теперь Пию пробрала дрожь от страха. Мутти опустилась на край кровати, дочь присела рядом и сняла с нее ботинки.

— Danke, — поблагодарила мать, ложась, и Пия накрыла ее одеялом, соображая, чем еще помочь.

Олли и Макс заплакали.

— Bitte, накорми мальчиков, а я отдохну, — попросила мать, слабо махнув рукой. — Когда проснусь, мне станет гораздо легче.