В своей книге воспоминаний Павла Вульф напишет: «Крымский период был началом творческих успехов Раневской…»

Павла Вульф происходила по матери из псковских помещиков, а по отцу из обрусевших немецких баронов. Она родилась 19 июля 1878 года в Псковской губернии.

Павла, как и Раневская, мечтала стать актрисой с детства. «Мое первое «выступление» на сцене… мне было около пяти лет… Я изображала капризную, упрямую маленькую девочку… роль моя заключалась в… капризном крике… Помню все свои ощущения на сцене — радостный восторг… Мой крик покрывал смех публики, но я… чувствовала, что это относится ко мне, и это было мне приятно… Этот момент определил мою судьбу. После этого спектакля, когда спрашивали меня, кем ты будешь… всегда отвечала — актрысой».

Сравните с воспоминанием Раневской о собственном детстве: «Я переиграла все роли, говорила, меняя голос… Была и ширма, и лесенка, на которую становилась. Сладость славы переживала за ширмой. С дос-тоинством выходила раскланиваться».

Павла вместе с братом и сестрой ставила домашние пьесы, играла в постановках, устраиваемых ее родственниками. Вот что она вспоминала о своей игре в пьесе В. А. Крылова «Сорванец», показанный в день именин матери: «Я играла внучку. Мне очень нравилась роль… С каким трепетом готовилась я к роли… На спектакль съехалась масса знакомых… Мой труд, моя увлеченность ролью не пропали даром и принесли успех. Мое исполнение было неожиданностью для всех… У меня радостно билось сердце, и я решила: буду актрисой непременно. Играть на сцене — это несравнимое ни с чем счастье».

Драматурга Виктора Александровича Крылова, часто пользовавшегося псевдонимом «Виктор Александров», сейчас никто и не вспомнит, а когда-то он был очень известен. И как один из самых плодовитых драматургов того времени, и как страстный обличитель помещичьих нравов, и как начальник репертуарной части петербургских Императорских театров.

«Все проходит…» — было написано на перстне царя Соломона…

Как же все-таки хорошо, как же здорово, что талант Фаины Раневской расцвел в эпоху кинематографа и потомкам остались не только воспоминания современников, но и живая Раневская на экранах!

Крым времен Гражданской войны был голодным и неспокойным местом, то и дело переходившим из рук в руки. Каждый переход делал жизнь полуострова хуже, а не лучше. Как тут не вспомнить классическую фразу деревенского мужика из кинофильма «Чапаев»: «Белые пришли — грабят, красные пришли — грабят. Куда ж бедному крестьянину податься?»

Крестьяне подались кто куда — в результате есть стало нечего.

Фаина Георгиевна вспоминала о том, как однажды в Крыму, в то время, когда власть менялась почти ежедневно, с мешком на плечах появился знакомый ей член Государственной думы Радаков. Он сказал, что продал имение и что в мешке несет уплаченные за него деньги, но они уже были не годны ни на что, кроме как на растопку.

«В Крыму в те годы был ад, — вспоминала Фаина Георгиевна. — Шла в театр, стараясь не наступить на умерших от голода. Жили в монастырской келье, сам монастырь опустел, вымер — от тифа, от голода, от холеры. Сейчас нет в живых никого, с кем тогда в Крыму мучились голодом, холодом, при коптилке».

Но был театр, были роли, была наставница и подруга — Павла Леонтьевна, к которой одинокая Фаина прикипела всей душой. Шаг за шагом поднималась Раневская к вершинам актерского мастерства, но какой ценой давалось ей это! «Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод. В театре митинг, выступает Землячка; видела, как бежали белые, почему-то на возах и пролетках торчали среди тюков граммофон, трубы, женщины кричали, дети кричали, мальчики-юнкера пели: «Ой, ой, ой, мальчики, ой, ой, ой, бедные, погибло все и навсегда!» Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп. Бывший дворянский театр, в котором мы работали, был переименован в «Первый советский театр в Крыму».

У Раневской был удивительный дар наблюдательности: при любых обстоятельствах, в любых ситуациях, независимо от настроения и состояния, она подмечала и запоминала все, что могло помочь ей в работе над образами. Вот, например: «В самые суровые, голодные годы «военного коммунизма» в числе нескольких других актеров меня пригласила слушать пьесу к себе домой какая-то дама. Шатаясь от голода, в надежде на возможность выпить сладкого чая в гостях, я притащилась слушать пьесу. Странно было видеть в ту пору толстенькую, кругленькую женщину, которая объявила, что после чтения пьесы будет чай с пирогом. Пьеса оказалась в пяти актах. В ней говорилось о Христе, который ребенком гулял в Гефсиманском саду. В комнате пахло печеным хлебом, это сводило с ума. Я люто ненавидела авторшу, которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа. Толстая авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом. Не дослушав пьесу, мы рванули туда, где пахло печеным хлебом. Дама продолжала рыдать и сморкаться во время чаепития. Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова «Драма». Пирог оказался с морковью. Это самая неподходящая начинка для пирога. Было обидно. Хотелось плакать».

Фаина Раневская никогда не была ни социалисткой, ни тем более коммунисткой. Она никогда не думала вступать в ряды Коммунистической партии Советского Союза, несмотря на то, что польза от подобного шага могла оказаться огромной. Себя в юности она характеризовала так: «Не подумайте, что я тогда исповедовала революционные убеждения. Боже упаси. Просто я была из тех восторженных девиц, которые на вечерах с побледневшими лицами декламировали горьковского «Буревестника», и любила повторять слова нашего земляка Чехова, что наступит время, когда придет иная жизнь, красивая, и люди в ней тоже будут красивыми. И тогда мы думали, что эта красивая жизнь наступит уже завтра».

Очень тепло — «Волошин был большим поэтом, чистым, добрым, большим человеком» — вспоминала Раневская поэта Максимилиана Волошина, с которым была хорошо знакома. На вечере памяти бельгийского поэта-символиста Эмиля Верхарна, проходившем в феодосийском театре, Раневская по просьбе Волошина читала стихи Верхарна, столь созвучные моменту:

О, вечера, распятые на склонах небосвода,

Над алым зеркалом дымящихся болот…

Их язв страстная кровь среди стоячих вод

Сочится каплями во тьму земного лона.

О, вечера, распятые над зеркалом болот…

О, пастыри равнин! Зачем во мгле вечерней

Вы кличите стада на светлый водопой?

Уж в небо смерть взошла тяжелою стопой…

Вот… в свитках пламени… в венце багряных терпий

Голгофы — черные над черною землей!..

Вот вечера, распятые над черными крестами,

Туда несите месть, отчаянье и гнет…

Прошла пора надежд… Источник чистых вод

Уже кровавится червонными струями…

Уж вечера распятые закрыли небосвод…[1]