год баловал, – и сам же после вдруг резко изменил своё мнение. А виной тому какой-то француз. У обер-полицмейстера возник конфликт с французским подданным (фамилия не запомнилась Витгенштейну), который оскорбил Каверина. Император Павел I, толком не разобравшись, обвинил начальника полиции в жестокости, в декабре 1798 года освободил его от должности и причислил к Департаменту герольдии. И, именно в это время, у Павла Никитича умирает жена Анна Петровна. Тогда-то граф и приехал его утешить.

Вообще, Павел был непредсказуем. Всех своих любимчиков поснимал и в ссылку из-за ерунды отправил, хорошо хоть смертной казни на Руси не было в этом времени. Брехт тогда такую версию от Каверина услышал, мол, всё дело в национальности. Павел тогда воевал руками Суворова с Наполеоном и посчитал, что дуэль с французом ущемляет его честь, будто мстит он Буонопартию таким образом. Вот Каверину и досталось.

Александр, одним из первых своих указов, обер-полицмейстера Москвы вернул на своё место. Как и одиннадцать тысяч других разогнанных отцом чиновников и военных. В том числе, и графа фон Витгенштейна снова сделал шефом Мариупольского гусарского полка. А всего вернул из ссылки триста тридцать три генерала. А ведь на всех этих местах уже служили другие люди. Чехарда первые месяцы правления Александра творилась страшная.

– Пётр Христианович? Да вы ли это? Борода? Одёжка бусурманская? Что это за машкерад неуместный такой? А это тоже всё ваши мариупольцы ряженые? Вроде всего полуэскадрон с вами отправлялся. А тут смотрю сотни, да верблюды. Объясните, Ваше Сиятельство!

– Я теперь не сиятельство, – спрыгнул с каурого аргамака Брехт.

Каверин тоже спешился и, как положено, полез обниматься и целоваться. Хорошо хоть не в засос, как Леонид Ильич.

– Не слыхал я таких новостей. Тут слухи ходили про вас Пётр Христианович…

– Что за слухи? – Брехт поправил папаху на голове.

– Кхм, слухи. Не след их повторять…

– И не надо. Всё врут календари, дорогой Павел Никитич. Прямо с Кавказа я. Мне бы с этими абреками к императору. Где он Москве остановился?

– Государь остановился в Слободском дворце, где сейчас и прибывает. Только боюсь я вас с эдакой ордой дикарей туда отправлять, может, они тут подождут? А вас…

– Не думаю, Павел Никитич. Тут послы от четырёх государств и горцы – все в основном князья и дворяне, что я по приказу Государя собрал для организации его конвоя. Уверен, император зело обрадуется этим людям и тем вестям, что я ему привёз, – Брехт оглянулся. Нда. Та ещё картинка, и зевак уже несколько сотен собралось.

– А ну, ребята, разгоните зевак! – проследил за его взглядом обер-полицмейстер.

– Не, не. Не надо. Пропустите нас, Павел Никитич, устали люди. Больше месяца в дороге. Я за их хорошее поведение отвечаю. Без сомнения, провожатых надо, чтобы зевак отгонять, а то бросаться же будут под копыта. Верблюды опять же нервные, покусают кого.

– Под вашу ответственность, Пётр Христианович, поедем, сам сопровожу, первый и новости узнаю, почему это вы теперь не сиятельство. Любопытно самому, – Каверин повернулся к солдатикам. – Капрал, два десятка человек перед нами по Тверской пусть вперёд бегут и зевак разгоняют. Выполнять!

Елизавета жена Александра

Событие одиннадцатое

Мы рождаемся с криком, умираем со стоном. Остаётся только жить со смехом.

Невозможно злиться на того, кто заставляет вас смеяться.

Виктор Гюго

В саду Слободского дворца …

(Слободской дворец будет основной московской резиденцией императора до пожара 1812 года. Сперва там находилась усадьба канцлера Бестужева-Рюмина. Позже по поручению канцлера Екатерины II Безбородко здание было полностью перестроено по проекту Кваренги. Ещё позже дворец перестраивался архитектором Казаковым. Ныне – Московский Государственный Технический университет).

В саду Слободского дворца прогуливалось всё императорское семейство. Под ручку вышагивали Александр с женой Елизаветой Алексеевной, а чуть поодаль, о чём-то оживлённо разговаривая, шёл цесаревич Константин с матерью вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной. Константин говорил на повышенных тонах и размахивал руками, но явно не на мать голос повышал, так как Мария Фёдоровна шла, улыбаясь и покачивая головой, очевидно соглашаясь с сыном. Повдоль дорожки, по которой шли помазанники, стояли рядами гайдуки гигантского роста в мантиях и киверах. За монархами шли, с мамками и дядьками, молодые и маленькие великие князья и княжны.

Брехт, смотрящий на эту картину, поразился: в саду было полно москвичей и, как говорится, гостей столицы, которые находились практически рядом с монархами и никто даже нормального оцепления не организовал. Он с обер-полицмейстером еле пробилсясквозь толпу любопытствующих, да и то с помощью, тех самых преображенцев, что их и сквозь толпы на улицах провели.

На центральную эту тропинку Пётр Христианович с Кавериным выскочили из толпы в десяти метрах позади Марии Фёдоровны с Константином Павловичем и быстрым шагом стали их догонять. При этом, увидев золотого бородатого горца огромного роста, толпа зевак заволновалась, послышались крики, и все четверо прогуливающихся повернулись. Обер-полицмейстера Москвы Каверина царственные особы узнали и подались вперёд образовав своеобразный полукруг.

– Павел Никитич, что-то случилось? – выступил вперёд Константин.

– Пётр… Пётр Христианович! Вы ли то? – чуть сбилась Мария Фёдоровна.

– Граф? – государь был без шляпы, взъерошил себе чуб. Детская привычка: при волнении чуб себе лохматить.

– Ваше Императорское Величество, разрешите доложить! Ваше приказание выполнено – восемьдесят горцев для вашего конвоя мною доставлены! – проорал «командным» голосом Брехт, задрав голову к верхушкам деревьев.

– Отлично, Пётр Христианович, прямо порадовали меня, – Александр отцепился от руки жены и, подойдя к Витгенштейну, осмотрел его внимательно, – странный у вас вид, граф.

– Выше Императорское Величество, разрешите доложить!

– Говорите, Пётр Христианович.

– Во время выполнения поручения Вашего Императорского Величества мною бы захвачен город Дербент, жители города вынесли мне ключи и провозгласили меня ханом Дербента. Кроме того я привёз с собой трёх послов от Шамхала Тарковского, от хана Кубинского и от хана Младшего жуза Букея, которые клянутся вам в верности. Я, как хан Дербента, тоже хочу принести вам присягу.

Александр отступил на шаг оглушённый известиями и командным голосом. Постоял, мотая головой, вытряхивая из ушей необычные громкие известия, а потом заржал. Весело так, по-детски. Сбитые с толку члены семьи тоже захихикали.

– Хан, значит. Ох и повеселили, Пётр Христианович. Стойте, а как к вам теперь обращаться нужно? – и опять заржал.

– Хазретлири хан Петер!

Александр схватился за живот.

– Ой, не могу. Хватит уже… хазтерлири…

– Хазретлири, Ваше Императорское Величество. Можно по-простому – Ваше высочество.

– Да, хватит уже, Ваше высочество, сейчас упаду. Ой, хорошо-то как, с детства так не смеялся. Вас, Пётр Христианович, нужно с посольством в Париж послать. Вернётесь оттуда императором. Ой, не могу.

– Ну, насчёт