В орбитальном лифте было накурено. Пять человек в красивой, какой-то даже нефункционально изысканной военной форме, с начищенным до блеска оружием, столпились в одной части капсулы и, негромко переговариваясь и хихикая, тыкали пальцами в другую. Там, страдальчески сдвинув брови и прислонившись к стене, стоял Селес. Он ехал зажмурившись, тяжело дыша и изредка покашливая от дыма. Самому низкорослому солдату внепланетянин еле доставал макушкой до подбородка – правда, в отличие от них, обувь у оммо была самая обычная, а не на тяжелой, похожей на танковую гусеницу платформе.

– Высоты боится, – в очередной раз констатировал шепотом один из военных. – Это ж надо, а? – он восторженно подмигнул соседу. – Интересно, это они все так?

Селес сделал вид, что ничего не слышал. Вообще-то он боялся не высоты, а атмосферы, точнее – полетов в ней не на своем корабле. В опасной близости от поверхности планеты Селес доверял только неокораблям – все остальные были, по его мнению, ненадежны и в любой момент могли упасть. В космосе эта сложная и нелогичная фобия не давала о себе знать ввиду отсутствия верха и низа, и падать было некуда.

Сейчас Селес чувствовал себя совсем плохо, потому что капсула именно падала, причем с огромной скоростью. Он приоткрыл один глаз, успел заметить проносящиеся мимо облака, судорожно вдохнул и снова зажмурился.

– Почему мне не дали приземлиться на моем корабле? – помолчав, все-таки решился спросить оммо.

– Небо закрыто. Враги.

– Какие? – удивился он, но глаз на этот раз не открыл.

– Ты, например, – пояснили ему, и капсула затряслась от полнозвучного мужского хохота.

Селес вспомнил обитателей додекаэдра, и тоска по здравому смыслу обуяла его с новой силой.

– Но ведь тот человек… Петерен… Он сказал, что я – первый контакт.

– Это ты у него первый, – ответили солдаты, переглянулись и снова оглушительно захохотали. – На станции. А у остальных ты знаешь какой? – Двусмысленность формулировки приводила их в бурный восторг, характерный для подростков, только приобщающихся к радостям спаривания. Мальчишеские круглые лица и повизгивание, отчетливо различимое в басовитом хохоте, свидетельствовали, что из подросткового возраста солдаты вышли совсем недавно, а некоторые и вовсе там застряли.

– Да расслабься ты, в той плоскости все чокнутые, – дружелюбно добавил кто-то.

Селес снова надолго задумался, но мысли предсказуемо зашли в тупик, и он наконец удостоил сопровождающих взглядом. Левый глаз предательски дергался.

– Послушайте, я вообще туда попал? – спросил он, помедлил секунду, напряженно что-то вспоминая, и затараторил: – Доводим до вашего сведения, что посещение планеты номер восемь три пять скрытая цифра скрытая цифра скрытая цифра восемь шесть семь возможно в течение…

Военные опять захохотали, а Селесу стало совсем грустно. Он давно не общался с представителями человечества и забыл, что они любят пересказы своими словами, а не цитаты. Кроме того, он был слишком взволнован и серьезен – трудно найти более подходящий объект для группового осмеяния.

– Акцент у тебя забавный, – объяснил один из военных. – Доводимд дод вашегов… Ты б себя слышал!

Селес ощутил сильное и иррациональное желание дать ему по шее. Он даже сжал кулак, но вежливость и инстинкт самосохранения в последний момент победили. Оммо смерил обидчика взглядом, остановился на его громоздком шлеме, похожем на крышу ка’антхажийской пагоды, и процедил:

– А ты б себя видел!

– Ух ты! – восхитился весь лифт. – Разморозился! – Гостю тут же протянули блестящий портсигар. – Тебя как звать-то?

– Селес. Спасибо, но я не знаю, что с этим делать.

– Курить!

– Я не курю.

Воцарилось неловкое молчание, которым в теплых компаниях обычно встречают трезвенников и язвенников.

– Весь дым через свищевой канал уходит, – Селес указал на шею и старательно оскалился в самой дружелюбной улыбке, на которую только был способен. Солдаты тоже заулыбались, с интересом разглядывая его зубы: мелкие, острые и какого-то кремового оттенка, совсем не соответствующего человеческим стандартам красоты. В свое время оттенок «цвет зубов неочеловека» был признан уникальным и помещен в палитру между «старым кружевом» и «космическими сливками».

Один из солдат решительно шагнул в противоположную часть капсулы и протянул гостю руку:

– Теодор.

Обрадованный тем, что наконец нашел общий язык с принимающей стороной, Селес продолжал улыбаться на протяжении всех мучительных пяти секунд, пока его пальцы хрустели в кулаке нового знакомого. Теодор немного потоптался на месте, хмыкнул, отвел глаза в сторону и робко поинтересовался:

– А ты правда… ну… продырявленный?

Селес взглянул на него так выразительно, что он поспешно начал оправдываться:

– Это на станции сказали… Я им так и ответил: спятили вы, говорю, совсем… напридумывали, ты уж извини…

– Не напридумывали. Просто меня еще никогда не называли продырявленным…

– А можно посмотреть?

«Да когда ж мы приземлимся-то наконец…» – мысленно взмолился Селес.

Новый знакомый, вблизи оказавшийся похожим на добродушного молодого вязлика, смотрел на него с надеждой и детским любопытством. Селес вздохнул и осторожно расстегнул липучку на высоком облегающем воротнике. Почуяв свищевым отверстием прохладный воздух и табачный дым, он поморщился и предостерег Теодора, глаза которого загорелись от восторга:

– Трогать нельзя.

– А где у тебя еще есть? – почти шепотом спросил человек.

– А у тебя? – серьезно поинтересовался оммо.

Капсула все падала и падала, кружевные завитки рек и аккуратные газончики лесов стремительно приближались, а Селес в красках представлял себе, как лифт в конце концов врежется во все это. Помимо акрофобии, ему не давали покоя мысли обо всех, кого он поневоле бросил, сломя голову ринувшись на поиски неизвестно чего – корабль остался на орбите, Айа у морфов, – а также о том, насколько же здесь все не так, как он себе представлял. И вообще не так, как должно быть, – в этом Селес почему-то не сомневался.

– Это точно планета номер восемь три пять скрытая цифра скрытая цифра скрытая цифра восемь шесть семь? – на всякий случай спросил он у Теодора.

– Это Кальдерония.

В энциклопедии такого названия не оказалось, и Селес снова затосковал.

Лифт внезапно ускорился, и все вокруг превратилось в тошнотворное месиво. Он хотел ухватиться за стену, но вместо нее ухватился за Теодора, а спустя мгновение их раскидало в разные стороны. Лифт притормозил, завибрировал и резко, с визгом и шипением, остановился. Немного придя в себя, Селес обнаружил, что они приземлились в огромном зале, ярко освещенном и заполненном людьми. Также он обнаружил у себя шишку на затылке и холодный ствол под ребрами.