Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В самом деле – заплутали, – рассмеялась хозяйка. – Ты меня, милок, совсем за дуру держишь? До ближайшего тракта – день пути, и то – это до Вифрийского Перепутья. Потому рядом дорога тут либо в Левент, либо в Энлисгорт. А коли надо в Лириволи, так вам три дня строго на север топать.
Друзья озадаченно переглянулись.
– Благодарим, славная эрра, – почтительно кивнул Северянин. – А теперь дозвольте, мы туда и пойдём, на север… Вы же в спину бить не станете?
Женщины отступили на пару шагов, по-прежнему не выпуская из рук своё оружие, но теперь не столь агрессивно.
– Храни ваш дом Мать Мира! – попрощался Кайл.
Пёс всё не унимался, захлёбываясь лаем, хоть младшая и схватила его за ошейник. Недружелюбные взгляды сверлили спину.
– Постой! – долетел до них запоздалый окрик.
Все обернулись разом.
– Не дело это! Не звери ж мы… – проворчала северянка, выходя из-за ограды к ним навстречу. – Ночевать не пустим. Коли герсвальдцы пронюхают – дом пожгут и нас вздёрнут. А накормить… Чем богаты, как говорится!
Смуглая хуторянка улыбнулась приветливо.
Вскоре они оказались за длинным столом, с удовольствием поедая ароматный супчик, вприкуску со свежим хлебом, овощами и молоком.
Настя всё глядела по сторонам, слушала болтовню женщин и удивлялась тому, что поначалу они показались этакими злобными фуриями. Сейчас крестьянки делились с ними, как со старыми друзьями, и собственной пищей, и кровом, и своими радостями, и горестями – жаловались на притеснения герсвальдцев, на ленивого мужа, и неурожай грибов в этом году.
Настя смотрела на них и вспоминала… Эливерта.
Она, вообще, довольно часто себя ловила на мыслях о нём. И молила Великую Мать, чтобы поскорее послала ему выздоровление.
В конце концов, она просто скучала. Без всяких там страстей, и прочих глупостей – ей не хватало его присутствия рядом.
Но сейчас она пыталась представить, каким был его дом. Дом его детства. Кажется, что-то подобное… У него тоже были мать и сестра. Не такие, как эти эрры, и всё-таки....
Жаль, что ему так и не удалось вернуться в родные края.
Зато это удалось Кайлу.
Настя посмотрела на сидящего напротив полукровку, и в памяти сами собой всплыли слова Эши.
Рыжей так и не удалось поговорить тогда с Северянином. Всё время кто-то лишний рядом оказывался, а потом как-то забылось. Он не спрашивал. Она тоже не стремилась. Но думать не переставала.
Что же увидела Эши такого ужасного, отчего его надо спасать? Какие опасности таило Побережье?
Вот он сейчас сидит за столом, улыбается любезно, ведёт неторопливо беседу. Разве он похож на того, кого нужно защищать и спасать?
Он такой как всегда. Ничего ему не грозит.
Но с тех пор, как Эши открыла ей глаза, Настя научилась различать истину за этими обманчивыми мороками.
Улыбнулся. Губы сомкнуты, лишь слегка дрогнули уголки. Загадочная улыбка…
Так казалось раньше – но теперь Рыжая понимала, что кроется за этим. Сдержанность. И страх. Он боится позволить себе искреннюю радость.
Потому что уверен – за каждый беззаботный миг платить придётся слезами. И он так немногословен, потому что страшится накликать беду своими речами. И он всегда старается держать дистанцию. Не потому что этого требует воспитание и этикет. Нет, он просто опасается подпускать к себе людей, свято веря, что все они падут жертвами его собственного проклятия.
Настя столько раз смотрела в восхищении в его глаза. Такие синие, словно море, сияющие, будто драгоценные камни.
Но только теперь она различила в них нечто – ледяное, обжигающее, пугающее…
Одиночество.
Глаза воина. Холодные, печальные. В них сияло достоинство, но они были переполнены тоской. Это глаза человека, служащего долгу. Кайл выбрал этот удел – воина и изгоя. Он всегда поступал так, как необходимо, не считаясь со своими желаниями. И это правильно и мудро. Поступать так как должно – в этом смысл его жизни. Это ощущение дарило его душе покой и силы для новой битвы.
Но никогда это слепое следование долгу не принесёт ему счастья! Ибо он никогда в жизни ничего не делал для себя, а смысл бытия всё-таки состоит в том, чтобы обрести это простое человеческое счастье. И никакое служение великим целям не есть оправдание для отказа от него.
Вот потому-то так западает в душу этот взгляд. Такие странные глаза: удивительно красивые, ясные, но ледяные, как воды северных морей. Глаза воина – это глаза одиночества.
Подумать только, ведь Настя почти не предала значения его словам о проклятии, когда Кайл поведал ей свою историю жизни. А он, выходит, давно поставил на себе крест. Он думает, что злой рок погубит любого, кто будет ему небезразличен. Поэтому он порой ведёт себя, как ледяной истукан. Он хочет успеть сделать что-то значимое и полезное, прежде чем... Может, так он пытается оправдать себя в глазах судьбы, за гибель тех родных, кого он уже потерял.
Великая Мать, неужели он, в самом деле, верит в то, что виноват в смерти матери или милорда Ратура? Какая глупость!
Опасная глупость.
Все умирают рано или поздно. И никто в этом не виноват. Но если думать так, как он, то и свихнуться немудрено…
«Кто бы говорил! – мысленно горько усмехнулась Рыжая. – Совсем недавно ты была готова убить себя, искренне полагая, что это из-за твоих выходок погиб Эливерт».
***
И снова леса, леса, леса. Птичьи трели над головой. Шелест листвы. Сырой туман в низинах. Дожди моросили почти каждый день. Осень раскрашивала окрестности в яркие узоры золота и багрянца.
По ночам зуб на зуб не попадал от холода. Позабыв о всяких приличиях, спали теперь все вместе, рядышком, прижимаясь плотно, словно какие-нибудь цыплята или щенки, сбившиеся в кучу.
Настя частенько тосковала по тёпленьким и уютным комнатам постоялых дворов.
Впрочем, надолго в Герсвальде никто задерживаться не собирался, и это радовало. К тому времени, как на Побережье начнётся настоящая зима, они уже будут ехать по Кирлии с Чашей, либо тихо лежать где-нибудь на погосте. И в том, и в другом случае – северная стужа перестанет быть проблемой. Настя, разумеется, предпочитала первый вариант, но мысли нередко уводили всё ближе ко второму.
– Слушай, Кайл, ну, а дальше? – не выдержала она в итоге. – Мы не можем скитаться по дебрям вечно. Рано или поздно нам придётся выйти к людям. По крайней мере, чтобы в Лириволи попасть.
