— Ты хочешь пригласить мистера Стрейсноу к нам в гости? — В глазах Полины Тихоновны блеснул хищный огонек.

— Не думаю, что это целесообразно, — ответил племянник. — Но когда профессор вернется из поездки в Европу, мы навестим Муромцевых, там, наверное, встретимся и с англичанином. Мистер Стрейсноу уже не раз интересовался, когда приедет Николай Николаевич.

— Это тебе Мура сказала? — спросила, насторожившись, тетушка.

— Да, как-то упомянула в телефонном разговоре.

— А зачем мистеру Стрейсноу нужен профессор? — удивилась тетушка.

— Я об этом как-то не думал, — признался племянник. — Англичане вообще народ чудаковатый.

После паузы посерьезневшая Полина Тихоновна важно изрекла.

— Здесь есть две версии. Либо он хочет попросить руки Брунгильды Николаевны. Либо он хочет выведать какую-нибудь научную тайну.

Доктор рассмеялся.

— Ты напрасно смеешься, Климушка, — сказала чуть обиженно Полина Тихоновна. — Я интуитивно чувствую — здесь что-то нечисто. А Мура? Что думает о нем Мура? — неожиданно добавила тетушка Полина.

— Вот сегодня у нее и поинтересуюсь, — пообещал Клим Кириллович. — Мы заранее заказали ложу в театр — все в городе сходят с ума по Горькому. Пьесу «На дне» и бранят, и хвалят.

— Поговорим о пьесе, когда ты посмотришь спектакль. А сейчас давай обсудим другую проблему, — попросила тетушка. — Не думаешь ли ты, что нам надо застраховать свою жизнь и свое имущество?

— Тетушка, если вы хотите, я не возражаю. Жизнь современного эскулапа часто подвергается опасности. Вот, например, завтра придется мне поехать в Чумной форт…

— Что? — встрепенулась испуганная женщина. — И ты молчал?

— А что бы изменилось, если я сказал вам раньше? Ехать-то все равно придется, — вздохнул Клим Кириллович. — Все практикующие дипломированные медики обязаны регулярно подкреплять свои знания в области инфекционных заболеваний.

Клим Кириллович вздрогнул от резкого звука телефонного звонка и отставил чашку с чаем. Он поднялся со стула и прошел к аппарату, громоздкому ящику, крашенному под орех.

— Доктор Коровкин слушает. Полина Тихоновна улыбнулась — она была уверена, что звонят из квартиры Муромцевых. Брунгильда или Мура интересуется, скорее всего, в котором часу он заедет за ними на Васильевский?

— Христос Воскресе, дорогая Екатерина Борисовна. Как изволили почивать? Здоровы ли Ермолай Егорович и Прасковья Семеновна?

Тетушка насторожилась.

— Да-да, Екатерина Борисовна, — в голосе Климушки Полине Тихоновне слышались какие-то необычные нотки, какая-то особая ласковость и осторожность. — Польщен. Весьма тронут. Приглашение ваше с радостью принимаю. Разумеется, готов вам служить всем, чем смогу. Впрочем, может быть, мы увидимся и сегодня? В театре? Тогда там и поговорим. Будте здоровы, Екатерина Борисовна, мой нижайший поклон вашим старикам.

Доктор положил трубку на рычаг и, не торопясь, повернулся к тетушке. Следы смущенной улыбки играли на его лице…

— Екатерина Борисовна, фрейлина Вдовствующей Императрицы, внучка Шебеко, приглашает завтра вечером посетить торжественное освящение портрета Петра в парадном зале Аничкова дворца, — сказал он. — Отказаться не мог…

Младшая дочь профессора Муромцева, бестужевская курсистка Мария Николаевна, которую по домашней привычке близкие все еще называли Мурой, сердилась на доктора Коровкина. Пасхальной ночью она почувствовала раздражение, заметив необыкновенную любезность Клима Кирилловича по отношению к фарфоровой куколке — фрейлине Вдовствующей Императрицы. И что он в ней нашел? Да, она юная, миловидная, хорошо себя держит — но куда ей до Брунгильды! Вот кто мог бы по-настоящему блистать при дворе — ее старшая сестра: у нее врожденный аристократизм, хоть она и не училась в Смольном институте.

Мура лежала в постели и слушала звуки музыки. Брунгильда встала гораздо раньше сестры и проводила за инструментом положенные час-два. Судя по игре — а избрана была моцартовская соната, — пианистка пребывала в превосходном настроении. После возвращения из заграничного турне Брунгильда стала еще прекраснее, еще одухотвореннее…

И как доктор Коровкин не смог оценить такой девушки? Как он мог предпочесть дешевую подделку бриллианту чистой воды?

Мура вскочила с постели, подбежала к зеркалу и скептически осмотрела себя. Прошедшая зима наложила и на нее свой отпечаток. Она много читала, много думала, редко выбиралась на воздух. И вот теперь в свете солнечного апрельского дня зеркало явило ей то, что скрадывало зимнее искусственное освещение. Круглое лицо, кожа на лбу и подбородке сероватого цвета, волосы тусклые, и губы блеклые, потерявшие упругость. К тому же на носу появились бледные желтые пятнышки — в апреле высыпают веснушки…

«Скоро мой день рожденья, — подумала Мура сердито, — обязательно попрошу папу, как только он вернется, подарить мне велосипед. Буду летом совершать дальние прогулки. Клим Кириллович считает, что красота в движении и здоровье».

Мура ловко собрала длинные темные волосы в узел на макушке и отправилась умываться.

Через четверть часа она сидела в столовой.

— Дорогая, ты сегодня очень хорошенькая, — ласково встретила ее мать, по легкому нездоровью неделю не выходившая из дому.

Елизавета Викентьевна, спокойная, полноватая дама, по характерной вертикальной черточке между черных, шелковистых бровей своей младшей дочери сразу поняла: Мура опять пребывала в свойственных юности сомнениях по поводу своей внешности. Но любящая мать знала, чем отвлечь дочь от пустых тревог, и, просматривая газеты в поисках полезных для ее мужа публикаций, воспользовалась безукоризненно действующим лекарством:

— Зачем русским историкам заниматься Египтом и Палестиной, зачем так далеко ходить? В «Санкт-Петербургских ведомостях» сообщается, что и с датой основания Петербурга не все ясно. Историк Петров считает, что столица основана не 16 мая, а 26 июня, ссылается на рукопись «О зачатии и здравии царствующего града Санкт-Петербурга».

Мура задумчиво размешивала серебряной ложечкой сахар в чайной чашке.

— Как мне надоел Петр Первый, — ответила она с досадой, — от него спасения никакого нет. Куда ни придешь — обязательно таращится на тебя со стены или из угла…

Мура отхлебнула чай. Горничная Глаша, пухленькая темноглазая девушка с миловидным лицом, внесла миндальный мазурек — плоский продолговато-четырехугольный пирог, поставила свою ношу на стол и вынула из кармашка фартучка розовое яичко.

— Христос Воскресе, барышня. — Горничная радужно улыбнулась, и Мура, встав со стула, похристосовалась с Глашей.

— Говорят, — сообщила Глаша, — по ночами призраки Петра Великого шастают, людей пугают… — И, помолчав, добавила: — А дворник уверяет, император не один по столице бродит, с ним и арапчонка видели, черного как уголь…