Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идем, – говорит он. – Идем.
– Я познакомилась с ним на «свидании вслепую» в Лос-Анджелесе, но говорить об этом мы начали лишь пару дней назад.
Как сообщает «Examiner», пока она беседует с досужими репортерами, «Ди Маджио нервно пыхтит сигаретой».
То, что произошло в отделе кредитования и финансирования на третьем этаже, было, скорее, случайностью, нежели просчетом. Они пытались покинуть здание, быстро спустившись по лестнице к стоящему у выхода синему «Кадиллаку», который умчит их по Макалистер-стрит в направлении Марины. Но в коридоре за ними увязались поклонники и пресса, и это навязчивое преследование, похоже, застало молодоженов врасплох. Им пришлось прибавить шагу, приняв навязанную игру в догонялки. Сверху это походило, наверно, на движущийся по коридорам косяк рыбы с молодоженами во главе – косяк кружит, обходит углы, устремляется вверх по лестнице, на третий этаж. Ее каблучки стучали по мраморному полу, они открывали и закрывали двери, руководствуясь не столько знанием или даже чутьем, сколько адреналином. Почти загнанные в угол, они останавливались, поворачивали назад, надеясь найти лифт, который доставил бы их прямо вниз.
Оказавшись, в конце концов, в отделе кредитования и финансирования, не зная, как быть (Мэрилин убежала без пальто, забыв его в кабинете судьи), они смотрели в четырехугольное, разделенное проволокой на ромбы окошечко в двери. В стекле отражались их собственные, напоминающие восковые копии отражения, наложенные на разбухающую по ту сторону толпу. Комната казалась глухой, как пузырь тишины, вот только они понимали, что этот пузырь – не навсегда, что может лопнуть, потому что все пузыри когда-нибудь лопаются.
Отступив назад, они уперлись в стойку, по краям которой высились аккуратные стопки бланков, а посередине лежала настольная папка с зажимом для бумаг. На одном из составленных парами пустых столов тренькнул, но умолк после первого же звонка телефон.
Она прижалась спиной к стойке. На пол упала черная пластиковая дощечка с фамилией.
Они ждали, словно заложники, прижавшись ладонями к гладкой деревянной обшивке. Никаких слов – лишь размеренное, через нос, дыхание. Они переглянулись, словно по сигналу кивнули и на счет «три» ринулись к двери! Резко ее распахнули и, выставив руки и закрыв глаза, врезались в толпу, как пара воинов, вступивших в последнюю схватку с превосходящими силами противника, идущих напролом и даже не пытающихся уклоняться от града пуль, верящих в то, что где-то там всегда есть выход…
Еще один совет из «Рекомендаций домохозяйкам», опубликованных в «San Francisco Chronicle»:
* натрите пробку вазелином, и она не провалится в бутылку с жидкой замазкой, лаком или клеем; нанесите немного клея на узел веревки, и она не развяжется там, где была завязана недостаточно надежно.
Мэрилин Монро всегда хотела, чтобы ее желали, но никогда – чтобы ею обладали. А теперь Джо, представляющий собой всех желающих тебя мужчин в мире, внезапно оказывается в твоем доме, прикасается к тебе, дышит тебе в шею. Говоря по справедливости, вначале ты находила этот сказочный брак опьяняющим, не до конца веря, что эта жизнь – твоя, маленькой сироты при сумасшедшей матери, которой теперь все завидуют только из-за того, что она вышла замуж за суперзвезду бейсбола. Но вскоре он захочет все изменить. Убрать тебя из-под света прожекторов. Начнет укорять за то, что ты всегда поступаешь, как Мэрилин Монро. Границы стерлись. Он говорит, что тебе следует оставаться дома и быть женой, и ты видишь, что он на самом деле ценит эту роль, видишь по тому, как он относится к сестрам и матери – главным образцам для подражания. Но постепенно сказочная история начинает терять смысл, потому что он уже не желает, чтобы ты оставалась в ней главным действующим лицом, и ты видишь, как закипает в нем злоба, когда он посещает съемочную площадку «Зуда седьмого дня» на Лексингтон-авеню и на Пятьдесят второй улице в Нью-Йорке и наблюдает за тем, как ты то и дело демонстрируешь ножки, а в перерывах между дублями флиртуешь с собравшейся толпой и репортерами. Он уходит со съемок прямиком в «St Regis Hotel», и хотя по возвращении не говорит тебе ни слова, ты видишь, как накапливается в нем ярость, как она переполняет его. И в конце концов он взрывается, говорит, что не понимает, зачем ты это делаешь, почему не хочешь оставить эту унизительную карьеру и не осознаешь, какой шанс он дает тебе, предлагая спокойную жизнь домохозяйки.
Теперь он не разговаривает с тобой по несколько дней кряду, иногда даже целую неделю, и ты спрашиваешь: что не так, но он лишь просит тебя оставить его в покое. Ты понимаешь, в чем дело, и знаешь, что он злится каждый раз, когда ты заговариваешь о своем новом фильме или фотосессии для какого-либо журнала. Он надувается и пыхтит, как будто ты совершаешь очередное предательство, и при каждом удобном случае напоминает тебе, как сильно ты в нем нуждаешься и как он о тебе заботится, на что ты отвечаешь, что не нуждаешься в такой заботе, и тогда он умолкает. Когда тебе паршиво, он лишь злится и возмущается. Ты убегаешь в спальню, хлопаешь дверью и падаешь на кровать, ожидая, когда же он уйдет из дома, вспоминая, как тебя отвозили в лос-анджелесский сиротский приют, а ты плакала, переступив его порог, и пыталась объяснять каждому, кто готов был слушать, что тебя не надо туда отдавать: «Пожалуйста, пожалуйста. Я не сирота, моя мать жива. Я не сирота, просто она в лечебнице и не может обо мне позаботиться».
Мировое соглашение было заключено через четыре года после инцидента, немногим менее чем через год после подачи заявления. Флоренс Коц, сорокалетняя секретарша из Лос-Анджелеса, назвала в качестве ответчиков несколько человек, самыми известными из которых были Фрэнк Синатра и Джо Ди Маджио. Согласно сообщениям газет, в заявлении говорилось, что «ее охватила истерика, когда поздним вечером 5 ноября 1954 года ответчики выбили дверь в ее квартиру и направили ей в глаза свет фонариков». В Верховный суд Лос-Анджелеса Коц обратилась с требованием выплатить ей 200 тысяч долларов за причиненный моральный ущерб, получила же в итоге 7,5 тысячи.
У Вирджинии Бласген, владелицы многоквартирного здания, в котором по адресу Норт-Килки-драйв, 754, проживала Коц, ушло три года на то, чтобы добиться от лос-анджелесского суда менее высокой инстанции решения по выплате ей 100 долларов компенсации за выбитую дверь. Вдобавок она получила 5,75 доллара судебных издержек.
Но в тот вечер, 5 ноября, задолго до каких-либо судебных разбирательств, Вирджиния Бласген, не в первый уже раз за последний час, выглянула из окна своей комнаты. Вначале она увидела только двух мужчин, бродивших у ее дома. Этот жилой дом построил ее отец, теперь им владела она. В итоге он должен был отойти ее сыну, так что ей приходилось держать глаз востро. Она защищала не просто собственность – она защищала будущее.
Правой рукой она отводит в сторону занавеску, но вид ей частично заслоняет растущий у дома большой вяз. Тот из мужчин, что повыше, ходит взад и вперед, определенно возбужденный. Оба они имеют вид решительный и самоуверенный. «Тот, что пониже, – вспомнит она впоследствии, – раз за разом подпрыгивал, смотрел на меня и улыбался».