На следующее утро, еще на рассвете, все собрались у главного входного люка, где двое матросов старинными болтами прикрепили к обшивке полированную медную табличку, гласившую:

К.И.Ф. «Непокорный» ЗАВ. № 29921 БЕСТИЯНСКАЯ ВЕРФЬ, ЭЛЕАНДОР 19/51995.

Вслед за этим имела место краткая церемония. Блейк и Коллингсвуд обменялись речами, содержавшими обязательные пассажи касательно Императора, родных очагов и воинского долга.

Потом какая-то местная красотка разбила о скулу бутылку логийского вина, а потом — пока Барбюс поднимал на антенну КА'ППА-связи знамя с ронделльским соколом — «Непокорный» объявили включенным в состав Имперского Космофлота. После этого экипаж разошелся по боевым постам (многие задержались, чтобы вслед за Коллингсвуд потереть табличку рукавом на счастье), бригада маляров вывела на бортах по трафарету «ЦЛ-921», и К.И.Ф. «Непокорный» был — по крайней мере официально — готов к полету.

Вскоре начались ходовые испытания, в результате которых, разумеется, обнаружились кое-какие недостатки, однако с учетом недавних событий все прошло на удивление хорошо. Еще через две недели «Непокорный» впервые оказался в родной стихии — в космосе и, несмотря на размеры, показал себя маневренным и легким в управлении. Динамические характеристики были просто потрясающими. Только самые мощные эсминцы могли обойти его на полном ходу в гиперпространстве, а по всем окрестным кабакам и рюмочным члены экипажа не могли нахвалиться своим новым кораблем. Разумеется, о нем до сих пор ходила дурная слава — этому никто не мог помешать. Но команде «Непокорного» потихоньку начинали завидовать. Возможно, рано или поздно последнее обстоятельство заставит всех забыть о первом…

Во время ходовых испытаний экипаж «Непокорного» начал превращаться в единую команду, способную — по меньшей мере — ходить в открытом космосе на четырех адмиралтейских кристаллах главного хода (марки ЦЛ-стандарт 489.ЗГ). На сверхсветовых скоростях корабль вел себя безукоризненно. Рассчитанный по проекту на скорость не больше 32000 с, на заключительном этапе испытаний он достиг 36100. После этого по верфи поползли слухи, что Урсис, сговорившись с другими медведями — включая его старого друга Бородова, служившего теперь в Адмиралтействе на Авалоне, — ухитрился подкрутить что-то в силовых блоках Н(112-В), когда переставлялись волноводы, хотя сам Урсис категорически отвергал даже возможность медвежьего заговора.

Разумеется, ему никто не верил.

По окончании ходовых испытаний Брим повернул нос корабля обратно к Элеандору. Кораблю предстояло еще пройти кое-какие переделки по итогам испытаний, а также излечить ряд детских болячек. Тем не менее «Непокорный» производил впечатление звездолета, готового вступить в строй. Казалось даже, что он избавился от своей изначальной склонности доставлять неприятности экипажу.

Казалось…

Вот уже больше метацикла «Непокорный» шел, сбросив скорость ниже световой, на одних бортовых гравигенераторах. Из двадцати трех рабочих мест за пультами на просторном мостике были заняты только несколько: кораблем управляли Брим, Арам, Урсис и Колхаун, остальные члены команды пользовались долгожданной возможностью передохнуть. Звездолет держал курс на планету, где строились суда для всей Галактики; она уже почти целиком заполнила гиперэкраны носового обзора.

— Я только что связался с диспетчерской, — подал голос Арам. — Нам дают посадку в Оранжевой зоне восемь.

— Давай-ка послушаем, — ответил Брим, неохотно отвлекаясь от сладострастных фантазий. Марго Эффервик никогда не покидала его мыслей.

— Погода на высоте двадцать шесть тысяч ираловоблачно; двадцать три тысячи: грозы; видимость — пять кленетов; температура — один ноль один, влажность — ноль семь шесть, ветер слабый; плотность атмосферы два девять восемь два; возможность ручной посадки, — процитировал Арам по памяти.

— Отлично, — улыбнулся Брим. Азурниец обладал прямо-таки фантастической способностью запоминать информацию. — Мистер Водитель, — произнес он, — запросите заход на полосу восемьдесят один Б, Оранжевая зона восемь.

— Есть, лейтенант, — ответил Водитель. — Связываюсь с планетарной диспетчерской, запрашиваю заход на полосу восемьдесят один Б, Оранжевая зона, квадрат восемь.

Планетарная диспетчерская отозвалась почти сразу же.

— Борту це-эль девятьсот двадцать один: заходите на синхробуй Норд-одиннадцать Е, Оранжевая зона. По прохождении буя продолжайте снижение до высоты два пять ноль кленетов, скорость два три ноль ноль.

— Борт це-эль девятьсот двадцать один, следую на Норд-одиннадцать Е, — подтвердил Брим. — Мы на высоте два девять ноль ноль кленетов, скорость два пять ноль ноль. Торможение до два три ноль ноль. — Он повернулся к Урсису. — Как там наши подъемные?

— Если ВЕРИТЬ приборам, то все в порядке, — откликнулся медведь, стоявший у крайнего правого пульта. — Оба работают в режиме автомодуляции уже метацикл, но я готов в любой момент взять управление на себя.

— Спасибо, — кивнул ему Брим, подавая энергию на гравитормоза. — Надеюсь, тебе не придется этого делать.

— Я тоже, — буркнул Урсис. После катастрофы с молнией при первом спуске «Непокорного» со стапелей всем было ясно, что он имеет в виду.

* * *

Спустя полмегацикла, после того как они миновали синхробуй Норд-одиннадцать Е, «Непокорный» вошел в атмосферу, и высота полета измерялась уже не в кленетах, но в иралах. Коллингсвуд заняла место за командирским пультом, когда на связь снова вышла планетарная диспетчерская:

— Борту це-эль девятьсот двадцать один: спуститься и удерживать высоту два четыре ноль.

— Борт це-эль девятьсот двадцать один, продолжаю спуск до двух четыре ноль, — отозвался Брим, пытаясь найти на гиперэкранах суда на пересекающихся курсах. Нет, диспетчеры в центре планетарного контроля свое дело знали, но они чудовищно уставали, да и оборудование их работало на износ, так что подход к центру кораблестроения требовал неустанного внимания в любое время суток. Какие бы меры ни принимались, чудовищные столкновения были чуть ли не нормой, а недаром ведь говорится, что достаточно одного подобного столкновения, чтобы испортить себе весь день.

— По-моему, самое время свистать всех по боевым постам, Чиф, — заметил Брим Колхауну, сидевшему рядом с Коллингсвуд за вторым рядом пультов. — До посадки осталось полметацикла.

Старший карескриец кивнул.

— Мистер Водитель, — произнес он, — с вашего позволения я дам сигнал «всем по местам».

— Подключаю ваш свисток к громкой связи, — доложил Водитель.

Колхаун достал из нагрудного кармашка маленький серебряный свисток и дунул в него. Оглушительный свист разнесся по кораблю, эхом отдаваясь от переборок.

— Свистать всех наверх, лежебоки! — проревел Колхаун в микрофон. — А ну пошевеливайтесь, якорь вам в задницу! По местам к посадке, мать вашу тыть!