во вред больному, я считаю, что долг каждого гражданина, и мой в том числе, — помогать сотрудникам органов. В конце концов, они же борются с преступностью, а не с моими подопечными.

— Ох, Виктор Павлович! — вздохнула Алла. — Сразу видно, что лично вы не попадали под каток этих самых органов, иначе не были бы таким идеалистом.

Тот снисходительно улыбнулся. Еще бы! Любой нормальный человек, не побывавший на допросе в кабинете следователя, плохо представляет, что это такое.

— Возможно, — кивнул он. — Но все же для меня понятие «гражданский долг» имеет не только абстрактное значение.

Внимательно следя за диалогом и стараясь понять, чего добивается подруга, Лариса думала, как же наивен этот интеллигентный, симпатичный и уверенный в себе хирург.

В своем отделении Виктор Павлович царь и бог: захочет — разрешит допрос потерпевшего, не захочет — запретит и выставит следователя вон, сказав, что тот мешает больным и персоналу. Приказать ему не могут, только попросить. Если заведующий отделением упрется, что больного допрашивать нельзя, опера поворчат, выругаются сквозь зубы, но поделать ничего не смогут. Понятно, почему этот симпатичный врач такой самоуверенный. Побывал бы он в качестве подозреваемого — заговорил бы по-другому и вмиг избавился бы от своих иллюзий в отношении ментов.

— Может быть, не надо, а? — почти умоляющим тоном попросила Алла. — Вы просто не представляете себе, что значит допрос даже в качестве свидетеля! Мы с Ларисой пережили это совсем недавно. Воспоминания ещё свежи и душевные раны кровоточат. Мне-то легче, я была всего лишь свидетелем, а моей подруге довелось быть подозреваемой в убийстве.

— Неужели? — удивился Виктор Павлович. — Никогда бы не подумал.

— Да и мы никогда не думали, что такое может быть. Моя деликатная подруга и мухи не обидит — и вдруг якобы убийца! Нормальному человеку просто трудно себе представить, до чего тяжела эта ноша. Просто удивляюсь, как она все выдержала. Я-то покрепче характером и то покой потеряла, а ей каково было, представляете?

— Представляю, — сочувственно кивнул врач. — Но, надеюсь, финал этой драматической истории оказался благополучным?

— Не без моральных потрясений, но слава Богу, все в прошлом. Поэтому прошу вас чисто по-человечески — проявите милосердие и не заставляйте нас ещё раз пройти весь этот кошмар. Помогая органам, вы навредите нам. Возьмите нас под свою защиту. Мы вас не видели, и вы нас не видели. Разойдемся, как в море корабли.

— Хорошо, — улыбнулся Виктор Павлович. — Я все понял и не буду настаивать. Мое дело — лечение больных, а не поиск свидетелей для правоохранительных органов. Особенно, если это может причинить кому-либо вред.

— К тому же мы не являемся свидетелями и никакой помощи следствию оказать не можем. А они могут сильно осложнить нам жизнь.

— Предложение принято, — согласился хирург. — Лгать не привык, поэтому на прямой вопрос следователя или оперативника буду вынужден ответить, что Пантелееву посещали две дамы, пожелавшие остаться инкогнито.

— Этим вы окажете нам медвежью услугу. Они сразу навострят ушки и решат, что это след: раз мы скрываемся, значит, в чем-то замешаны. Например, мы все трое сообщницы, сговорились и зачем-то убили любовника Наты, а теперь носим передачи пострадавшей в аварии подружке и проводим в её палате экстренные совещания, как нам избежать ответственности за свое кровавое злодеяние.

Виктор Петрович от души рассмеялся.

— В фантазии вам не откажешь.

Отсмеявшись, он уже спокойным тоном продолжил:

— Думаю, вы напрасно тревожитесь. Возможно, следователь даже ни о чем меня не спросит. Он предупредил, чтобы я сообщал о всех посетителях Пантелеевой. Если я промолчу, следователь решит, что к ней никто не приходил.

— А кто-то другой может ему сказать, что мы у неё были? — спросила Лариса.

На его лицо набежала тень озабоченности.

— Пожалуй, вы правы. Допустим, мой рабочий день закончится, а придут оперативники, опросят персонал, больных из палаты Пантелеевой, гардеробщицу и прочих, кто вас видел, и о вашем посещении станет известно.

— А вы не могли бы их предупредить, чтобы они молчали? — вмешалась Алла.

Тот покачал головой.

— Боюсь, что это будет неэтично, персонал меня неправильно поймет. Сами посудите — я порекомендую обманывать следственные органы. Это не к лицу врачу и руководителю коллектива. К тому же вас могли видеть многие, кого я не успею предупредить. Да и люди порой чрезмерно болтливы. Стоит попросить никому не говорить о чем-либо, как человек чувствует зуд в языке от желания «по секрету» разболтать эту жгучую тайну ещё кому-то. Думаю, и сама Пантелеева не станет скрывать от органов, что вы к ней приходили.

— Ну что, дорогая, может быть, сами во всем признаемся? — проговорила Алла таким зловещим голосом, что Лариса невольно вздрогнула и растерянно уставилась на нее. Увидев, что в глазах подруги скачут чертенята, она с извиняющейся улыбкой повернулась к врачу:

— Простите, Виктор Павлович, моя подруга не может не дурачиться, даже в неподходящей ситуации.

— Рад, что она не теряет чувство юмора, — улыбнулся тот. — Смех способен снять эмоциональное напряжение.

Алла тоже улыбнулась и сказала уже другим, проникновенным тоном:

— Понимаете, Виктор Павлович, мы ведь здесь оказались почти случайно. Наталья наша одноклассница, мы жили в одном дворе, потом вышли замуж, разъехались и не виделись годами. Близких отношений и раньше не поддерживали, а теперь и подавно. Ната, как бы это помягче выразиться, — не блещет умом и вообще не нашего круга.

Подруга не снобка, но тут она права. Алла с легкой самоиронией говорила, что они с Ларой — социально положительные. Обе выросли в интеллигентных семьях, после института отчаянно трудились на ниве отечественной науки, три года назад занялись бизнесом. А Наташа всегда тяготела к асоциальным и даже явно криминальным личностям, поэтому в её жизни было множество мелких и крупных неприятностей. Она из тех, о ком говорят, что «пошла по рукам». Иногда она обращалась к Алле с Ларисой, и те ей помогали, но близких отношений никогда не было, они слишком разные. Ни учиться, ни трудиться Наташа никогда не любила. Выпивка, компании, случайные сожители, — вот её привычный образ жизни.

— Я очень удивилась, когда Наталья мне позвонила.

— Она сама вам позвонила? — удивился врач.

— Да, вчера вечером, — подтвердила Алла.

— Но это невозможно! Моя пациентка не могла встать с постели — у неё строгий постельный режим.

— Может быть, она позвонила по сотовому телефону, — предположила Лариса.

— Все её личные вещи забрал следователь. К тому же, мы не разрешаем пользоваться в палате мобильным телефоном — звонки и переговоры будут беспокоить других больных.

— Кстати, Виктор Павлович, а нельзя ли её перевести в отдельную палату? Мы оплатим, сейчас же многие