Она обогнула его, подошла к одному из шкафов и вытащила оттуда большую миску. Ее голова нырнула куда-то за островком и после непродолжительного шуршания снова вынырнула. На столешнице появилась большая коробка кукурузных хлопьев (нет ✓✓✓). Мерав, сосредоточенная, высыпала в миску остатки хлопьев и посмотрела на меня.

– Я бы сначала воды попил, – сказал я. – Не думаю, что способен что-то переваривать сейчас.

Она сузила глаза, посмотрела на миску перед собой, будто впервые ее увидела, и сказала:

– А, не, это мне. Хочешь воды – попей.

Она подошла к холодильнику, вытащила большую пачку молока и вылила его на горку хлопьев.

– Стаканы в шкафчике наверху, – добавила она, вытащила столовую ложку из бокового ящика и вернулась в большую гостиную.

Когда я вышел за ней со стаканом воды в руке, она сидела с миской на животе поперек одного из зеленых кресел, опершись спиной на один подлокотник и закинув ноги на другой, и энергично жевала хлопья.

– Где все? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Сидят по своим комнатам, наверное. Читают, отдыхают. Может, кто-нибудь играет в комнате видеоигр на втором этаже. Я тебе потом покажу.

– Животные есть?

– Что удивительно, нет, – улыбнулась она. – У Сиван была собака, но она оставила ее в хосписе, у Аарона Иври есть золотая рыбка. Скоро приедет Михаль, у нее раньше была игуана; не знаю, как сейчас. Вот и все. Кажется, у всех моих знакомых читателей мыслей жила какая-нибудь зверушка. Но большинство приехали к нам без них.

– Это… так странно, – размышлял я вслух, – знать, что тут есть люди на верхних этажах, в соседних комнатах…

– А ты никого из них не слышишь? – Мерав улыбнулась, продолжая жевать. – То-то и оно. Большую часть времени тут и правда никого нет, только сейчас мы с Шапиро начали собирать всех из-за ситуации.

– Подожди, я хочу понять: Шапиро тоже читает мысли?

– Нет.

– И он не здесь?

– Не в главном здании, – сказала она. – Он рядом с атмосферным шлюзом.

– Чего?

– Ладно, расскажу все по порядку, – сказала она, не переставая жевать хлопья. – Шапиро был известным психологом, бла-бла-бла, погугли потом. Однажды он узнал о читателях мыслей и о наших, скажем так, проблемах с другими людьми. Он понял, что никто ничего не знает и не занимается этими проблемами, поэтому решил помочь. Только вот он не мог полноценно лечить че-эмов, потому что их отвлекали его собственные мысли, а лечить по телефону казалось ему неэффективным или непрофессиональным. Когда он начинал, еще не было всяких видеозвонков, удаленное лечение было не принято.

Она повернулась, сменила позу и продолжила:

– Я тебе потом бутерброд сделаю, не волнуйся. В общем, он поехал куда-то в горы, в Непал, я думаю, может, в какой-нибудь монастырь на скале или что-то в этом роде, и сидел там лет пять. Медитация, дыхание и все такое, я в этом не понимаю ничего. Он учился управлять мыслями. Не до конца выучился, не думаю, что тут можно добиться совершенства за несколько лет, но уж точно лучше обычного человека. У него своя фишка, своеобразный якорь – базовая мысль, к которой он возвращается, когда чувствует, что теряет фокус. Такая картинка с одиноким деревом посреди пшеничного поля. Видимо, что-то из детства. Каждый раз, когда я вижу это дерево, то понимаю, что он рядом.

– У Шапиро, который приезжал за мной в больницу, тоже было такое дерево.

– Ну да, Нати тоже должен был придумать себе якорь, но ему, видимо, слишком понравилась идея с деревом. Не важно. Короче, он основал этот центр. Место. Купил землю и построил этот странный особняк – ванные комнаты, спальни, гостиные. Две кухни, все дела, практически маленький отель. Он нанял архитектора, и тот спроектировал территорию, похожую на гольф-клуб, и построил для него отдельный домик с краю. Достаточно далеко от основного здания, чтобы тем, кто внутри, не были слышны его мысли, но достаточно близко, чтобы быть вместе со всеми. Идея была в том, чтобы на несколько недель приглашать сюда читателей мыслей и проводить для них мастер-классы – встречи, тренинги, как находиться среди других людей, план лечения, чтобы в итоге было легче контактировать с внешним миром.

Она соскребла ложкой остатки хлопьев, съела их, а потом поднесла миску к лицу и допила остатки молока.

– Приступим к оладушкам, – сказала она. – Хочешь?

– Мм… пожалуй, приступим, – согласился я.

Мы снова пошли в кухню.

– Так у него получилось? – поинтересовался я.

Она шла впереди меня и рассказывала на ходу:

– Тут было не бог весть сколько подопечных поначалу. Меня он нашел в тот период, когда я ночи напролет бродила по тихим улицам, по берегу моря, по крышам зданий, ну, ты и сам знаешь. Однажды на ночном сеансе в каком-то маленьком кинотеатре в Тель-Авиве я впервые увидела одиноко стоящее дерево. Он сидел на противоположном конце моего ряда и общался со мной при помощи мыслей. Но когда я сюда приехала, я была единственная.

Теперь она уже активно шарила по кухонным ящичкам и шкафчикам, чувствуя себя как дома, зная, где что лежит.

– Труднее всего нас найти. Если подумать, мы не кричим на весь мир, что читаем мысли, потому что это привлекает излишнее внимание людей. Большинство предпочитает тишину и секретность. Так что львиная доля работы Шапиро – это выйти на читателей мыслей, разыскать их. Потом еще надо убедить приехать сюда, а когда приедут – пройти с ними весь курс. Мне кажется, я одна из немногих, кто действительно дошел до конца.

– И как тебе сейчас после терапии? – спросил я, глядя, как она мешает тесто. – Нет проблем?

– Чуда не случилось, – сказала она. – Достань вон оттуда сковородку и масло, пожалуйста. Масло в шкафу-кладовке, вон там сбоку. Я действительно гораздо лучше могу держать себя, по большей части умею отличать, какие мысли – мои, а какие нет, но не в совершенстве. Совершенства не бывает. Всегда есть знак вопроса. Если вокруг слишком много людей, даже я не выдержу. Но я могу вести машину или идти по улице не в час пик, могу – если повезет – сидеть в кафе с еще тремя-четырьмя людьми вокруг, при условии, что они достаточно далеко. Я всегда интуитивно понимала, как это работает, что надо найти свой якорь, понять, какие мысли мои, узнав себя получше, но сказать легче, чем сделать. Благодаря Шапиро я освоила пару приемов, нашла несколько более или менее надежных якорей.

– Не то что я, – сказал я, наливая масло на сковородку. – И как вы разыскали людей?

Она начала жарить оладушки,