— Шакалы! — вдруг совершенно отчетливо послышалось в повисшей на секунду-другую тишине. Ракитин молча покосился на Густавсона, который с презрительной усмешкой смотрел на пиратов и, заметив легкое удивление на круглом лице главаря, явно услышавшего оскорбление, вновь с ненавистью отчетливо повторил: — Грязные, вонючие шакалы!

Ахмад медленно подошел к пленникам и с насмешливым удивлением посмотрел на шведа.

— Ты очень смелый или очень глупый, а?

— Нетрудно быть смелым, когда за твоей спиной шайка головорезов, а в руке пушка. Ты бы меня попробовал скрутить один на один! Да я бы тебя…

— Наверное, все-таки смелый… — сделал вывод толстяк и неожиданно передал свой пистолет одному из ухмылявшихся пиратов. Затем отошел на несколько шагов, знаком приказав своим подручным освободить небольшой пятачок на палубе, и призывно махнул рукой шведу. Тот не заставил себя упрашивать и, принимая боксерскую стойку, двинулся на противника.

Густавсон нанес несколько мощных прямых ударов, от которых пирату, вероятно, очень не поздоровилось бы, если бы они достигли цели. Однако Ахмад, казавшийся таким неповоротливым и обрюзгшим толстячком, на поверку оказался довольно-таки быстрым и умелым бойцом. Ракитин, мало разбиравшийся в таких вещах, так и не понял, каким видом борьбы владел главарь пиратов: это было похоже на кунг-фу из гонконгских фильмов, а может быть, это было и что-нибудь вроде местного «тайского бокса», но руками и ногами Ахмад махал очень быстро и ловко. В считаные мгновения он нанес шведу несколько сильных, едва уловимых взглядом ударов, а затем, поднырнув под руку противника, напрасно пытавшегося хотя бы разок достать его кулаком, резко и мощно ударил под ложечку, в солнечное сплетение. Густавсон словно переломился пополам и, задыхаясь, безуспешно пытался схватить воздуха, когда Ахмад с резким выкриком нанес противнику страшный добивающий удар ногой в голову… Когда поверженный Густавсон упал, бандиты, с интересом наблюдавшие за схваткой, одобрительно загоготали, а кое-кто даже захлопал, приветствуя безоговорочную победу своего командира. Ахмад же молча взял из рук хранителя свой пистолет и как-то очень буднично, деловито дважды выстрелил в лежавшего без сознания шведа, на что Фарук недовольно проворчал:

— Давно бы так! Нашел время авторитет укреплять… Ахмад, нам пора убираться отсюда!

— Конечно, дорогой, ты прав, — шумно дыша, ухмыльнулся еще не остывший от драки пират и громко приказал своим, указывая на русских пленников: — Этих в лодку, живо! А с посудиной… Фарук, а ведь симпатичное корыто — может быть, себе возьмем, а?

— Ахмад, ты же понимаешь, что этот «Орион» слишком заметен и хорошо знаком властям и полиции. Да и машина слабовата… Нет уж, уважаемый, давай-ка как всегда! Я уже распорядился, извини, дорогой, — все таким же недовольным голосом буркнул «рыбак». — Там в трюме Хамзах — он знает свое дело.

…Лодки взревели моторами и через несколько минут растаяли в дымной темноте, унося бандитов и их пленников. Брошенный растерзанный «Орион» одиноко покачивался на мелкой водной зыби, зияя провалами разбитых иллюминаторов и распахнутых дверей, тоскливо скрипевших петлями. Кроме русских доктора и его помощницы, пираты расстреляли всех, кого обнаружили на судне. По затоптанной, грязной палубе с тихим печально-сиротливым звоном перекатывались десятки блестящих стреляных гильз…

Российский эсминец, которому самые современные навигационные приборы и оборудование позволяли без малейшей опаски двигаться даже в кромешной темноте, на средних оборотах машин без особой спешки следовал довольно-таки извилистым курсом, проложенным старшим штурманом среди путаницы проток, островов и обманчиво-обширных просторов чистой воды. До рассвета оставалось еще часа два, когда на эсминце приняли сигнал SOS, переданный с неизвестного судна. Дежурный радист немедленно доложил по команде, и через несколько минут командир эсминца уже знал о тревожном зове о помощи, как знал и то, что передача сигнала неведомым радистом была так же неожиданно прервана, как и пробилась в потрескивающий многочисленными помехами эфир.

— «Орион», говоришь? — Капитан второго ранга выслушал доклад вахтенного офицера и, постукивая по столу карандашом, рассматривал на карте место, откуда предположительно прилетел SOS. — Так, до них чуть больше пятнадцати миль… Ну что ж, как говорится, исполним свой долг — командуй смену курса, идем к этому «Ориону». Радист точно уверен, что стрельбу слышал?

— Так точно! Говорит, что уверен.

— Уверен… Стрельба — это плохо. Кравцов пусть поднимает своих морпехов, получает боеприпасы, бронежилеты… В общем, все, как положено!

— Товарищ командир, тут еще акустики докладывают, что засекли мини-субмарину… Предположительно, класса «Тритон».

— И что? Чья?

— Да в том-то и дело, что вроде бы и ничья! — развел руками вахтенный офицер. — Мы сразу запросили соответствующие службы Малайзии, Индонезии и Сингапура — все в один голос говорят, мол, не наша! Думаю, не врут. Да здесь, в проливе, вроде и мелковато: есть и по двадцать пять метров, где подводные лодки разве что только в надводном положении пройдут.

— Посмотрим! Пусть слушают, пеленгуют. Мы, товарищ капитан-лейтенант, не рассуждениями вроде «пройдет, не пройдет» должны оперировать, а вещами понятными и конкретными. Субмарину приказываю просто отслеживать — пусть ползет, куда ей надо, а у нас своя задача и свой курс! А то еще не хватало нам непонятно от кого торпеду под ватерлинию получить… Не забывай, что мы сейчас «товар», а не настоящая «боевая единица». Идем к «Ориону», а там будем смотреть по обстановке!

Эсминец ходко шел измененным курсом, разрезая темную воду высоким стальным форштевнем и оставляя за собой широкий пенистый след. Начинало светать, и совсем скоро над неясными очертаниями берегов, с их горами и горушками, заросшими темно-зелеными джунглями, должно было выкатиться огненно-яркое тропическое солнце… Но, когда эсминец лег в дрейф в полумиле от «Ориона», больше всего напоминавшего в эти минуты тревожно-тоскливый образ брошенного людьми «Летучего голландца», солнце еще не взошло…

Пожалуй, лишь две-три категории людей относительно свободно ориентируются на любом незнакомом судне: кораблестроители, моряки, таможенники… Впрочем, сюда же смело можно отнести и ребят из спецназа морской пехоты, специально обученных как охранять и защищать свои корабли, так и в считаные минуты штурмовать и захватывать чужие.

Кравцов, поднявшийся на борт «Ориона» с бойцами из отделения сержанта Никонова, с первого же взгляда на следы пулевых пробоин, россыпь гильз и жутковатые темно-бурые пятна на палубе понял, что живых на этом корабле они вряд ли найдут.

— Товарищ старший лейтенант, да тут кровь везде…

— Вижу. Калинин, дуй на ют! Кочин, ты на бак. Держите периметр! — Отправив двоих на корму и на нос «Ориона», Кравцов перехватил поудобнее автомат и повернулся к сержанту. — Никонов и вы трое — со мной! Быстренько пробегаем по каютам, потом посмотрим машинное отделение и трюм. Ищем живых и судовой журнал! Хотя какой тут к черту журнал… По судну как тараканам не разбегаться! Я иду первым, Никонов — замыкающим. Вперед!