– Не спешишь убежать? – хрипло рассмеялась старуха, подождав немного. – Похвально. Я не убийца, поэтому заберу ее, когда настанет час тебе пересечь Калинов мост. Умерев один раз, твой милый сможет вернуться к тебе. Ты получишь то, что просишь, но за это проведешь вечность, служа царству мертвых. Таково мое условие.

Фае показалось, что глаза старухи весело сверкнули, но это могла быть просто игра лунного света.

– Один раз, – прошептала она; язык с трудом ей повиновался.

– Бессмертных людей на свете не бывает.

Она сжала руку, где прежде держала конька, но пальцы сомкнулись вокруг пустоты.

– И будучи у вас в услужении… я смогу видеть его? Говорить с ним?

– Если ваша связь так сильна, как ты считаешь.

Впервые с тех пор, как она оставила Матвея, на ее лице появилась улыбка. Их связь была единственным, в чем она, не зная ни родителей, ни места своего рождения, никогда не сомневалась. Ради него она выдержит что угодно.

– Я согласна.

– Дай мне руку.

Она сделала глубокий вдох и протянула ладонь. На нее упал деревянный оберег, который богиня вытащила из своего рукава. По форме он напоминал секиру Перуна, которую Фая видела сегодня у других воинов на капище. Матвей носил подобную каждый день. Затем, к ее изумлению, лунный свет засиял на деревянной поверхности, словно на воде, и так же внезапно погас, оставив после себя тяжесть и едва заметный серебристый узор, извивающийся подобно цветочному побегу.

– Оберег сделан из ели у Калинова моста, – продолжала Марена. – Завтра первым делом надень его на шею тому, за кого просила, и прочти молитву, которую я тебе скажу. Так, окажись он на пороге смерти, его узнают и отпустят обратно. А после, когда он вернется, убедись, что будешь первой женщиной, к которой он прикоснется. Иначе мое благословение потеряет силу и он умрет.

Фая решительно кивнула, зажав дар в кулаке. Затем Марена медленно заговорила на древнем языке, что был записан в бабушкиных свитках. Если бы Фая видела себя со стороны, заметила бы, что глаза ее вспыхнули янтарем, а печать царицы подземного мира легла на лицо, стерев со щек румянец. Но в тот момент в душе ее царила радость. У ее счастья будет шанс на спасение.

– Благодарю тебя от всего сердца.

– Помни мой наказ. И не рассказывай о своем обете ни одной живой душе.

Марена растаяла в воздухе, забрав с собой все подношения и обереги, оставленные Фаей. Тьма отступила, и на девушку обрушился бурный поток звуков и запахов леса. Пришлось на несколько мгновений зажмуриться, чтобы не кружилась голова. Вернулся и холод, поэтому она набросила на плечи чистый платок, содрогаясь всем телом. Немного придя в себя, Фая потянулась за коньком, лежащим совсем рядом, и удивилась, до чего он был теплым по сравнению с даром духа. Тот выглядел совсем просто, но, как и от Марены, от него будто исходила невидимая сила.

Фая тряхнула головой: в серебристом свечении ей почудились кровавые отблески, а далекий клич совы превратился в крик боли. Пора было возвращаться домой. Неизвестно, сколько времени отнял обряд, и Марфа могла забеспокоиться. С трудом встав на одеревеневших ногах, она начала одеваться и поморщилась, когда холодная ткань рубашки оцарапала кожу. Онучи пришлось на несколько секунд прижать к груди, чтобы хотя бы немного согреть. Нож, как и платок с пятнами крови, она думала спрятать в саду до утра. Косу Фая заплела лишь наполовину, то и дело прикрывая глаза от боли, саднящей в груди и отдающей в левое плечо. Наконец, проведя правой рукой по земле, она стерла все следы ритуала, прошептала под нос последнюю молитву и ушла с поляны не оглядываясь.

* * *

Рано утром войско должно было выступить навстречу кочевникам. Фая, проспав всего пару часов, с трудом держала глаза открытыми, но ни на миг не позволила себе забыть об обереге, что сжимала в руке.

– Ты что-то бледна, – заметила Марфа, пока они шли к воротам вместе с остальными жителями. – Не заболела ли, часом?

Фая покачала головой, подавив зевок. Домой она вернулась глубокой ночью, продрогнув до костей, и проснулась спустя всего несколько часов, чтобы подоить корову. Сейчас под ее глазами пролегли тени, а тело пробирала дрожь. Ноги едва слушались.

– Хочешь, приготовлю для тебя травяной отвар?

– Бабушка, я здорова, – мягко ответила она. Саднившую ранку у сердца кольнуло. Да неужто? – Отвар мне ни к чему. Я буду в порядке, когда все закончится.

– Ох, Матвейка, надеру уши, как вернешься, – едва слышно пробормотала себе под нос Марфа.

Разыскать Матвея среди других воинов, прощавшихся с родными, было несложно – он возвышался над толпой на целую голову. Вместо обычной рубашки на нем была стеганая, под кольчугу, пояс украшали защитные руны, несомненно вышитые рукой матери, а лапти сменились высокими сапогами. Вместе с братьями они запрягали лошадей в повозки с оружием и броней, поправляя гриву и шлеи, чтобы лежали ровно и не натерли животным спины. Чувствуя царившее вокруг напряжение, лошади нервничали, мотая головами и топча тяжелыми копытами землю. На глазах Фаи одна вдруг взвилась на месте с громким ржанием, едва не ударив Матвея в живот, и девушка невольно схватилась за сердце. Он успел отскочить в сторону, но затем поймал лошадь за уздечку и погладил по шее, пристально глядя в глаза. Ей не было слышно, что именно он говорил, но в конце концов завел ту в оглобли, и на его лице появилась удовлетворенная улыбка.

Уже пристегивая к уздечке вожжи, он словно почувствовал взгляд Фаи и повернулся в ее сторону. Выражение его лица смягчилось, став почти ласковым. По дороге сюда Фая еще тешила себя мыслью, что боги вот-вот пошлют им чудо в обличье гонца, который принесет весть об отступлении кочевников или прибытии княжеской дружины. Чуда не случилось. И она могла лишь надеяться, что вид Матвея в боевом облачении, с огромным деревянным щитом и мечом в руках, окажется столь грозен, что противник будет бежать прочь в страхе. Ну а если даже помощи богов и предков будет недостаточно, добытый ею оберег должен помочь ему вернуться домой живым.

Старший брат потрогал дугу над головой лошади и что-то сказал Матвею, кивнув в сторону Фаи и Марфы. К тому моменту как он подошел к ним, вытерев руки о подол рубашки, сердце Фаи билось подобно барабану. Она едва сдерживала дрожь, сжимая в кулаках складки юбки.

– Здравствуй, Марфа, – вежливо сказал Матвей.

– Здравствуй, – проворчала она в ответ, смерив его внимательным взглядом с высоты своего