— Я просто прошу вас остаться, потанцевать со мной… Подарить мне этот вечер.

Я не готов вас отпустить… Фраза прокручивалась в голове снова и снова.

Вы здесь, потому что я хочу, чтобы вы были здесь.

Кого она пытается обмануть? Она и сама не прочь остаться, это очевидно. Золушка приехала на бал, а теперь хочет подольше побыть с этим человеком, который, пусть и не Прекрасный принц, но определенно самый потрясающий мужчина из всех, с кем ей приходилось встречаться.

Сумеет ли она справиться с ситуацией? Сумеет ли справиться с таким мужчиной, как Сантос? Продержаться один вечер?

Все вдруг изменилось. Алексе показалось, что и Сантос почувствовал перемены в их отношениях. Напрасно остатки здравого смысла призывали ее уехать, бежать со всех ног, пока не поздно.

Сантос положил ее руку себе на грудь, давая ощутить ровное биение его сердца.

— Всего один танец. Неужели я прошу так уж о многом?

Он улыбнулся, и Алекса поняла, что пропала.

— Нет, конечно.

Всего один танец… Началом он станет или концом? Алексе не терпелось выяснить это…

Начало или конец?

Прием закончился, гости разъехались, а ответа у Алексы так и не появилось.

Она сбежала по ступеням, ведущим с террасы к огромному бассейну, торопясь укрыться в тени сада. Ей требовалась передышка, свежий воздух, остудивший бы горящие щеки, успокоивший отчаянное биение сердца.

Передышка, чтобы подумать.

Добравшись до выложенной плиткой дорожки, окаймляющей бассейн, она присела на одну из деревянных скамеек и скинула туфли, облегченно вздохнув, когда измученные ноги почувствовали свободу. Если бы с путаницей в мыслях было так же легко разобраться!

В их семье все считали, что из двух сестер она самая разумная — хладнокровная, взрослая дочь семьи Монтекью. Но никогда прежде Алекса не чувствовала ничего подобного. Никогда не сталкивалась с таким всплеском эмоций, как за время ее знакомства с Сантосом.

— Время? Какое время? — спросила себя Алекса, подняв лицо к луне, холодным светом заливающей окрестности. Она знает Сантоса совсем недавно, провела в его обществе лишь несколько часов, но каким-то образом ему удалось перевернуть ее мир вверх тормашками.

Ничто в прежних ровных отношениях с мужчинами — едва ли их можно было назвать романами — не подготовило ее к происходящему сейчас. Ее словно подхватил и закружил неведомый вихрь, а когда она вновь опустилась на землю, ничто уже не было, как прежде.

И вот теперь она сидит здесь, в темноте, хватая открытым ртом воздух и пытаясь обрести былое самообладание.

А причиной тому — худший человек изо всех возможных. Человек, которому она не может доверять, который ей даже не нравится.

— Александра?

Завораживающий мужской голос донесся с террасы. Конечно, она мгновенно узнала его. Этот бархатный тембр не спутаешь ни с каким другим.

— Алекса!

Алекса молчала. Она еще не готова встретиться с Сантосом наедине, там, где нет посторонних глаз.

Ей пришлось наблюдать за вереницей роскошных машин, подкатывающих к подъезду. Другие гости разъезжались по домам, и все это время Сантос удерживал ее при себе, его рука на ее локте. Он прощался с дамами, пожимал руки мужчинам. Каждый раз при появлении очередной машины Алекса надеялась, что ей представится шанс ускользнуть. Она бы поспешила в гостиницу, закрылась в своей комнате и спокойно обдумала произошедшее.

Ей приходилось ждать машину, потому что в спешке она не прихватила с собой ни сумочки, ни денег — ничего. Поэтому она полностью зависела от Сантоса.

Но он так и не повернулся к ней, не открыл дверцу, чтобы помочь сесть внутрь. Казалось, он просто забыл о ее присутствии. Наконец ее терпение лопнуло.

— Надеюсь, у вас найдется машина и для меня, — начала она срывающимся от волнения голосом. — Мне пора возвращаться…

Слова застряли у нее в горле при виде завораживающего блеска его глаз.

— Еще нет.

— Еще нет? — удивленно повторила Алекса. — Что значит «еще нет»?

— Нам еще есть что обсудить.

— Разве?

Сантос кивнул, его палец коснулся ее щеки.

— Да.

Раньше, чем она могла ответить, он повернулся к очередному гостю, нацепив на лицо улыбку, гипнотизирующую способность которой Алексе уже довелось испытать на себе. Ей не хотелось устраивать сцену, поэтому оставалось только ждать, пока Сантос не передумает.

Я не готов вас отпустить…

Сначала она восприняла эти слова как комплимент. Теперь Алекса уже и не знала, что думать. Неужели Сантос надеется с ее помощью оправиться от перенесенного удара? Закрадывалось и другое подозрение — не собирается ли он сделать ее своей пленницей?

— Что вы здесь делаете?

Молчание не помогло. Сантос все равно нашел ее.

Услышав звук его приближающихся шагов, Алекса вздрогнула.

— Мне нужен был перерыв. Хотела подышать свежим воздухом.

— Понимаю. Это был долгий день.

Алекса удивленно посмотрела на него. Сантос говорил так, словно прием стоил ему невероятных усилий.

Он сел рядом, его сухощавое сильное тело — как темная тень в сгустившихся сумерках. Дуновение ветерка донесло до нее запах его кожи, чистый, теплый. Сантос был так близко, что она чувствовала его дыхание, когда он наклонялся к ней. Алекса испытывала смешанные чувства. Ей не нравилось то, как он действует на нее, и вместе с тем она жаждала его.

Пальцы ее горели от желания прикоснуться к рукаву его рубашки, белевшему в темноте. Ей хотелось почувствовать тепло его кожи, вдохнуть его запах, узнать вкус его манящих губ. Она ужаснулась собственным мыслям.

— Но рядом с вами находились ваши друзья…

И родные, хотела она добавить, но, вспомнив недавний разговор, поспешно проглотила конец фразы.

— Будь то настоящие друзья, стал бы я разыгрывать перед ними фарс, устраивая прием по поводу несостоявшейся свадьбы? Большинство из моих сегодняшних гостей — деловые партнеры, люди, с которыми мне необходимо поддерживать знакомство.

— Довольно циничный подход.

— Я и сам циничный тип.

Алекса хотела бы знать, что сделало его таким. Как он стал человеком, превратившим свадьбу в сделку, желающим обзавестись наследником, даже не задумываясь о любви? Но инстинкт предостерег ее — вряд ли он обрадуется ее вопросу. Не стоит сейчас раздражать его еще больше.

— Кто-то говорил мне, что циники — это идеалисты, растерявшие свои идеалы.

— Правда?