— Чего изволите, мисс?

— Двойной мартини, — пошутила я. — Никогда не пробовала.

Вадим налил в плоский широкий бокал золотистую жидкость из бутылки с яркой этикеткой, добавил еще чего-то из другой и протянул мне через стойку:

— Пли-из, мэм!

— Ну, ты даешь! — невольно вырвалось у меня. — У тебя тут, часом, голливудские режиссеры студийных съемок не устраивают?

— Увы. Но мне и без них неплохо.

— Не сомневаюсь, — отозвалась я, потягивая непривычный напиток.

— На свою ментовскую ставку я бы и десятой доли всего этого не приобрел, — Вадим широким жестом обвел свои апартаменты. — Зарплата у меня была «помоги убогому», просто курам на смех. Частная лавочка приносит гораздо больше. Вот недавно, например, один не в меру ревнивый клиент заподозрил жену в измене. Да не просто в измене, а в лесбиянстве. Ему внушило подозрение то, что жена слишком часто стала встречаться с подругой, чуть ли не каждый день, а к себе не подпускала. Он и нанял меня за этими бабами проследить.

— Фу, гадость, — поморщилась я. — И что, прав он оказался или нет?

— Абсолютно мимо, — расхохотался Вадим. — Эти дурехи, как выяснилось, начитались всякого бреда о каком-то китайском способе омоложения. Знаешь ведь, сейчас чуть ли не средневековые рецепты рекламируют, вроде таблеточек из помета летучих мышей. Ну, они и варили у этой подруги какое-то адское зелье по «китайскому» рецепту. По бабкам бегали, компоненты добывали.

— Забавно.

— Да, дураков развелось куда больше, чем раньше. Я-то уже на третий день установил, чем они занимаются.

— Сколько же ты за три дня заработал?

Вадим посмотрел на меня, как на недоразвитую:

— Что я, идиот, сразу ему все выкладывать? Я еще два месяца изображал повышенную активность, мозги этому придурку пудрил. Зато и снял с него три тысячи «зелененьких».

Я чуть не поперхнулась. Три тысячи долларов за два месяца «лажи» и практически за обман клиента! И он так легко об этом говорит! Ну и фрукт же, однако.

— А клиент не разорился?

— Какое там, он лопатой гребет. Он один из этих, «прихватизаторов». Я бы его еще дольше доил, да он совсем взбесился, потребовал, чтобы я ему устроил возможность подглядеть, чем там эти дамочки занимаются. Пришлось подсуетиться.

— А как?

— Да элементарно, Ватсон. Дал той, второй бабе, ну, подруге его жены, триста баксов на лапу. Клиенту сказал, что она все пятьсот запросила. Она его и спрятала у себя в шкафу, в спальне. Да еще и настоящий магический сеанс для него разыграла, артистка. Занавески закрыла, свечку зажгла, а сама как вышла вся в черном и давай заклинания читать!

— А потом? Он из шкафа-то вылез?

— Зачем? Досмотрел представление до конца, убедился, что лесбосом тут и не пахнет, и все. Вылез, когда его жена домой ушла, сунул той бабе еще сто баксов и за супругой побежал.

— Почему же его жена с ним не спала, раз уж не любилась с этой своей подругой?

Вадим опять расхохотался до слез:

— Потому что по этим дурным «китайским» правилам… ох, не могу… потому что по ним сперва надо полгода омолаживаться, не вступая в интимные отношения, иначе, мол, ничего не выйдет!

Невольно и я рассмеялась. Действительно, народ у нас сильно поглупел.

— Решено, — весело сказала я. — Если совсем прижмет, пойду в ведьмы. Буду делать таблетки из помета московских ворон.

— А ты и так ведьма, — нежно шепнул Вадим. — Совсем меня околдовала…

Честно говоря, я была уверена, что после этих слов он подхватит меня на руки, и мы оба окажемся в его необъятной и, наверное, очень мягкой кровати, против чего у меня вряд ли нашлись бы возражения. Но неожиданно он сделал серьезное лицо и, понизив голос, сказал:

— Мила, я хочу тебя кое о чем попросить. Только вот не знаю, имею ли я право. Это очень серьезно.

— А в чем дело?

— Даже не знаю, с чего начать.

— Тогда начни с самого главного, — я закурила.

— Ты ведь уже поняла, как я деньги зарабатываю?

— Слежкой в основном?

— Само собой. К сожалению, не все мои дела такие забавные, как с этим лохом. Бывают и покруче. Короче, в последнее время меня пасли. Я и в пансионат поехал, чтобы хоть на время от всего этого избавиться, да вот дела заставили вернуться.

— Тебе угрожают?

— Как сказать. Думаю, мочить меня они все-таки не станут, не их масштаб. Ты чего? — удивился он.

А я чуть бокал с сигаретой не выронила:

— Ну, знаешь! И ты так спокойно об этом говоришь?

— Что же мне, истерику закатывать? Я еще с муровских времен таких угроз наслушался, привык, наверное. Тем более что пока, как видишь, жив, здоров и даже процветаю. Дело не в этом. Мне нужно спрятать на время кое-какие документы. Копию я с них на дискету снял, — он кивнул в сторону «Пентиума», где на экране в эту минуту расцветал сказочный цветок, — до нее они ни за что не доберутся. Тем более что юридическим доказательством она все равно у нас не считается. А вот оригиналы надо бы припрятать подальше. Вот я и хотел тебя попросить, не подержишь ли ты их у себя пару-тройку месяцев? А я бы пока все проверил.

— Но если они за тобой следят, они уже знают, что мы с тобой встречаемся, и…

— Знают. Ну и что? Я лягу на дно, а они подумают, что мы поругались и разошлись.

— Как на дно?

Мне отчего-то стало грустно и тревожно. Может, я ему просто надоела, и он вообще все это выдумал, чтобы поделикатнее со мной расстаться?

— Ну, скроюсь на какое-то время. Пусть они успокоятся. Или наоборот, начнут меня разыскивать, совершать активные действия, тут-то я их и прищучу.

— Насколько же ты исчезаешь?

— Не знаю пока. Как покатит.

— Ладно. — Я пожала плечами, решив не высказывать своих подозрений. Даже если он решил меня бросить, я неплохо, по выражению молодежи, «оттянулась». — Давай свои бумаги, спрячу их в рукописи.

— Только, Мила, я прошу, подумай хорошенько. Это серьезнее, чем тебе, похоже, кажется. Я не вру и не шучу.

Мне стало неловко. Возможно, я зря его подозреваю в неблаговидных намерениях. Тем более: спрячу я для него эти записи и подожду, явится ли он за ними и когда именно.

— Раз уж мы решили изобразить разрыв, у них не будет повода обращать на меня особое внимание, — заметила я.

— И все же предупреждаю, будь поосторожнее. А всем своим знакомым скажи, что мы рассорились окончательно.

— «Когда Гуленьке будешь писать, упомяни невзначай, что я к тетке уехал в Воронеж», — процитировала я из письма незабвенного отца Федора.

Он улыбнулся, оценив мою шутку, и вдруг воскликнул: