Промокшие, усталые и злые рыцари кутались в свои мокрые плащи, а продрогшие оруженосцы все никак не могли согреться. Кто-то из них даже надел на себя запасную лошадиную попону. Наконец ужин был приготовлен и палатки общими усилиями расставлены, иначе от ветра укрыться не было бы никакой возможности.

Гуго де Пейн, его оруженосец Джеральд, проводник Яков и монах Адамус делили на четверых самую маленькую из всех палаток. Эндрю де Бов, Фридерик де Бриен, Эврар де Керк и их оруженосцы спали в другой палатке, побольше. Третья палатка досталась Хельге Гундесвану и двум рыцарям из окрестностей Труа, Жюслену де Юве и Гильому де Мондидье, при которых тоже имелись оруженосцы. В следующей палатке спали Франсуа де Шонэ, Анри де Ланер, Озерик де Трифе вместе с оруженосцами, а последняя, пятая, палатка была самой большой, и спали в ней сразу восемь человек: рыцари Жильбер де Эбре, Атольд де Сюр-Об, Альберт де Ньеж, Филипп де Труа и четыре их оруженосца.

Ночь прошла скверно: проводник Яков во время ливня провалился в грязь, потерял все свои вещи и почти до утра возмущался по этому поводу. Яков долго упрашивал командира сделать назавтра остановку для проведения тщательного поиска своей сумки с теплыми вещами, целебными травами и картами местности. Но когда капеллан сказал, что у него с собой есть и травы, и карты, и теплое белье в необходимом количестве и что он согласен всем этим добром поделиться с Яковом, было принято решение не останавливаться из-за такого пустяка.

На другой день, двигаясь вдоль реки по ужасной, размокшей от дождя дороге, грязные и усталые шампанцы добрались, наконец, до Вивье. Епископ Вивьенский, к которому было адресовано еще одно письмо графа Шампанского, оказался весьма угрюмым толстым стариком с отвислыми щеками и тройным подбородком. Лет тридцать назад этот человек, близкий родственник графа Прованса по матери и дальний родственник графов Блуа по отцу, не гнушаясь грехом симонии, ку пил высокую церковную должность и с тех пор управлял епископством так, как того хотел. Этот человек, который к старости едва-едва был способен правильно прочитать «Отче наш» на латыни, в былые времена держал в епископской резиденции целый гарем наложниц, любил хороших лошадей и охоту, воевал с соседями и устраивал кровавые казни недовольных. Теперь же он был стар и болен. Его отекшие ноги с огромным трудом перемещали массивное, безобразно ожиревшее тело. Поэтому большую часть времени он проводил, сидя на своем епископском троне и, по безразличному выражению выцветших серых глаз было видно, что ничто уже не интересует этого человека.

Вивьенский правитель довольно хмуро поприветствовал шампанских рыцарей, и, прочитав письмо графа Шампанского, весьма вяло благословил их на войну с маврами, но все же распорядился накормить их, предоставить кров и выдать из своих запасов сухую одежду и припасы. Остановка в Вивье заняла два дня. У отряда не осталось свежих лошадей, и необходимо было срочно достать их. Гуго де Пейн на оставшиеся у него деньги графа Шампанского ку пил у епископа нескольких хороших коней, еще полтора десятка коней похуже удалось скупить у разных окрестных хозяев. И только когда лошадей набралось достаточно, отряд смог продолжить поход.

Задержка в Вивье имела плохие последствия для отряда под командованием де Пейна: их снова догнали люди короля, хотя никто из шампанских рыцарей даже не догадывался об этом. Барон Ретель со своими всадниками прибыл в Вивье всего на день позже шампанцев. В этих бургундских землях никто не стал бы подчиняться людям короля Франции, и барон вынужден был таиться, выдавая себя за проезжего купца с наемной охраной, но его подчиненные не переставали внимательно наблюдать за передвижениями преследуемых.

– Ничего-ничего, – говорил дьякону Эдуарду Пиоре барон де Ретель, сидя за грязным столом местной гостиницы, – все равно мы их перехватим. Лишь бы они не пошли к морю. А вот если они двинутся по дороге вдоль гор, тогда они точно наши.

– Почему вы так думаете, барон? Мы что, станем кидать в них с гор камни? – поинтересовался дьякон.

– Нет, Эд, совсем не то, – произнес барон, – просто этими горами владеет могущественный вассал короля Филиппа, который, смею надеяться, с радостью выполнит королевский приказ.

– Я, кажется, догадываюсь, о ком вы говорите, но как предупредить его? – озабоченно спросил дьякон. Барон успокоил священника:

– Не волнуйтесь, Эд, гонец уже послан. Сегодня утром я отправил Сержа.

В Вивье путешествие на юг вдоль реки закончилось, и дальше маршрут шампанского отряда сворачивал на запад. Они потеряли время, и теперь отряду предстояло срезать путь, пройдя через опасный участок. От Вивье отряд двинулся по самой короткой дороге и вскоре вступил на опустошенные земли маркизата Готии – обширного пространства, лежащего между Провансом на востоке и Лангедоком на западе, которое с севера отгораживали горы Центрального Массива, а с юга ограничивало море.

Отряд шампанских рыцарей проезжал по землям, принадлежавшим когда-то римской Южной Галин. Но все плоды римского просвещения давно уже были уничтожены варварами и стерты временем. Только остатки дорог да некоторые не разобранные за века на камни для строительства руины сохранились с той глубокой древности. Все остальное давно уже кануло в пучину вечности. Хотя гораздо южнее, за лесами, еще процветали древние города Ним и Монпелье, здесь, около гор, местность выглядела заброшенной и дикой.

Шел второй день после того, как отряд графа Шампанского покинул епископство Вивье, миновав последнюю заставу. Старинная, проложенная еще римлянами дорога с каждой пройденной милей становилась все хуже, все реже попадались признаки человеческого жилья. И чем дальше они продвигались, тем сильнее нарастало беспокойство в душе де Пейна. Вернулись мрачные предчувствия, которые владели им в начале пути. Гуго не понимал как, но он точно знал, он чувствовал, что впереди, и уже совсем близко, их поджидает опасность, и им не миновать встречи с ней. Да и брат Адамус почему-то все чаще молча молился, по своему обыкновению закатывая глаза.

До вступления в Готию везде, где проезжал отряд шампанских рыцарей, картина была схожей. Редкие деревеньки, состоящие из ветхих хижин, казались необитаемыми, поля выглядели заброшенными, заболоченные долины тянулись на многие лиги, а среди густых лесов, скрывающих склоны холмов и гор, торчали угрюмые замки местных сеньоров. Не менее угрюмо выглядели и монастыри, где за высокими стенами монахи скрывали жалкие остатки искусств и знаний.

От просвещенной античности не сохранилось почти ничего. Но мало что сохранилось и от былого величия империи Карла Великого, гениального созидателя, сумевшего остановить разрушение и кровопролитие, не прекращавшиеся до этого в Европе много веков. Но наследие великого императора разгромили распри его же потомков и приплывшие с севера викинги.

Попытка императора Оттона возродить былое величие повлекла за собой только новый расцвет вандализма. Разрушение опять восторжествовало. Династия Каролингов угасла, и осталась от нее лишь вечная память. Но и это был уже великий знак, ибо в ту эпоху, когда книг почти не писали, и опыт предыдущих поколений передавался простыми людьми лишь устно от отца к сыну, на века запоминали только действительно самое выдающееся.