– Прошу меня извинить, – сказал он, отставив бутылку на стол. – Здесь как-то душно.

Он быстро протиснулся сквозь толпу гостей и вышел во двор. Там никого не было, доносились лишь звуки музыки и голоса.

Алешандру не сразу заметил Сесили. Она стояла у ограды, положив руки на перекладину, и смотрела на усыпанное звездами небо. Неслышно ступая, он подошел и встал рядом, тоже положив локти на ограду.

Она подняла на него глаза, в которых отразились смятение и волнение.

– Сбежали от своих фанаток?

Он пропустил мимо колкость и спросил:

– Скажите, что случилось?

Она вздохнула и запустила ладонь в волосы.

– Я поссорилась с папой. Серьезно поссорилась. А потом… была перепалка с Ноксом.

– О чем?

– Я сказала ему, что у нас с ним ничего не получится. Он… он не привык принимать отказы.

– И что он сказал?

– Он разозлился. Очень.

– Пусть злится. Вы приняли решение.

– Знаю. Просто наши семьи дружат. И… – Она замолчала.

– И что?

– Он назвал меня фригидной.

Алешандру сжал пальцами ограду. Руки чесались врезать этому типу в зубы. Но тогда уж точно обнаружится, кто он на самом деле.

– Он обозлен, – прерывисто произнес Алешандру. – Забудьте о нем. А ссора с отцом? Что вы не поделили?

– Вас. – Сесили повернулась к нему. – Папа не хочет, чтобы я работала с вами. А я заявила ему, что теперь сама решаю, как мне жить и что делать.

Этого еще не хватало. Он не рассчитывал, что станет причиной раздора, когда согласился помочь ей поработать с лошадью.

– Может, не стоит спешить, – посоветовал он. – Подумайте.

Она опустила ресницы.

– У меня ощущение, что я зря потратила очень много времени.

Он покачал головой.

– Сесили, вы так молоды. Перед вами вся жизнь.

Оркестр заиграл новую мелодию, звуки, казалось, лились сквозь листья магнолии над головой. Низкий, проникновенный голос пел грустную балладу.

– Я люблю эту песню, – тихо сказала Сесили. – В ней о девушке, которая получает лишь то, чего не хочет. О том, что она проклята идти по жизни одна. – Сесили прижала кулачок к груди. – Эта песня затрагивает душу.

У него дрогнуло сердце. Он протянул руку:

– Потанцуем?

Красивые голубые глаза смотрели прямо на него. Она вложила пальцы ему в ладонь, и… вот она в его объятиях. Он понимал, что совершает ошибку.

Но как ей противостоять, как сопротивляться ее трогательной незащищенности?

Они танцевали при лунном свете, молча, двигаясь в унисон, в полном согласии, когда слова ни к чему.

Она придвинулась ближе, и приличное для танца расстояние между ними исчезло. Обольстительные формы ее стройной фигурки, шелк волос, легкое, ласкающее дыхание…

– Сесили… – пробормотал он.

– У меня не получается.

– Что не получается?

– Не замечать то, что происходит у нас с вами.

Он стиснул зубы.

– Ничего не должно происходить.

– Почему?

– Я уже объяснял.

– Вы хотите меня, – произнесла она. – По вашему лицу поняла. А тот поцелуй… я не могу его забыть. И вы тоже.

Она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его уха.

– Я не могу ни о чем другом думать, как о том поцелуе. О вас. Я танцевала с Ноксом, а думала о вас.

У него застучало в висках. Он сейчас скажет ей, что больше не будет никаких поцелуев. И тут раздался вкрадчивый голос:

– Так вот где лежит твой интерес. – Из тени вышел Нокс Хендерсон, попыхивая сигарой. – Если бы я знал, что ты скатишься до конюха, я бы не стал тебя добиваться и тем более церемониться.

Алешандру охватила холодная ярость. Он отстранил Сесили и шагнул к Ноксу. Стеклянный блеск в глазах Хендерсона говорил о том, что тот выпил больше, чем пару бокалов.

– По-моему, вам следует взять свои слова обратно, – спокойно произнес он.

– О, мне интересно, – приторно-сладким голосом продолжал Нокс. – Она морочит мне голову, из-за нее я принесся сюда и выясняю, что она путается с кем-то другим. Нельзя меня винить за то, что я хочу проверить, с кем же я конкурирую.

Алешандру приблизился к нему, пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Теперь вы проверили. Согласитесь с тем, что вы ее не интересуете, так что можете вернуться обратно.

Хендерсон поднял брови.

– Согласиться с тем, что она хочет трахаться с конюхом? Это уж слишком.

Он продолжал пыхтеть сигарой, когда Алешандру схватил его за воротник рубашки.

– Даю еще одну возможность уйти. И извиниться.

– Да ну? – Нокс ухмыльнулся.

Алешандру не ожидал получить удар в челюсть.

Как он мог не заметить! В бешенстве он занес кулак, чтобы нанести ответный удар справа, как Сесили, сдавленно вскрикнув, втиснулась между ними, и Алешандру едва успел отвести руку, чтобы не задеть ее вместо Хендерсона.

– Прекратите! Оба! Прекратите!

Сжигаемый гневом и яростью, Алешандру почти ее не слышал, и лишь страх на лице Сесили заставил его остановиться.

– Иди в зал, – приказала она Ноксу. – Сейчас же.

Нокс смотрел на нее сверху вниз, губы у него презрительно скривились.

– А знаешь, ты права. Ты ничего не стоишь.

Сесили вернулась вместе с Ноксом. Она опасалась, как бы он не выкинул еще какой-нибудь фортель. Оставив его около общих знакомых, она пошла на кухню, где взяла лед из холодильника, и выскользнула через заднюю дверь.

К жилым помещениям конюхов она шла окольным путем, чтобы ее никто не увидел. Сесили постучала в комнату Коулта. Он открыл дверь почти сразу. Челюсть у него покраснела.

– О господи, Коулт. Мне так жаль.

– Все нормально. Ничего страшного.

– Щека опухла. – Она показала на мешочек со льдом. – Сейчас приложу.

– Я сам. – Он протянул руку.

Она спрятала руку за спину.

– Позвольте мне войти и позвольте сделать это мне. Я чувствую себя виноватой.

Алешандру не сводил с нее твердого взгляда.

– Сесили, дайте мне лед. Вам не надо было ко мне приходить.

Она упрямо сжала губы.

– Впустите меня. Я только хочу убедиться, что с вами все в порядке, и тут же уйду.

Они смотрели друг другу в глаза. Наконец он отступил в сторону.